Как это все называется? Пространство Хойта? Когда-то в детстве он любил читать фантастику о космический кораблях, выходящих из гиперпространства, были даже фильмы, теперь уже старинные – разве для коллекционеров они еще интересны. В прошлом веке человечество еще тянулось в космос, туда, где за пределами земли в пустоте, на расстоянии многих световых лет, нас ждали неисследованные миры. А в одном раритетном фильме даже высказывались опасения, что коммерческое освоение вселенной пойдет слишком хорошо и нам не вырваться с планеты Старбакса, туманности Майкрософт, галактики Кока-колы… Вместо этого мы открыли внутренний космос и наполнили его барахлом.
Пока еще только индустрия одежды целиком практически переместилась туда, в какое-то техническое пространство, существующее параллельно обыденному. Каждый человек мог войти туда, выбрать что-то, и вернуться уже одетым. Исчезли магазины одежды, нет прачечных, стиральные машины теперь только в музеях, вещи с заводов загружают прямо туда. Или только прототипы? Как они там говорили, квантовая запутанность? Ты берешь вещь из пространства Хойта и она всегда новая. А пока ты там внутри, снаружи время почти замирает. Час внутри – миллисекунда снаружи. А что дальше? Может быть мы и всю медицину туда загрузим? И никто уже не будет чистить зубы? Один клик и все. Внутреннее пространство высвободило время для нас. Для чего?
Так он размышлял там внутри. Внутри почти вечность, и пока он не нажмет кнопку, она не прервется. А может быть, он просто персонаж компьютерной игры? Он отогнал эту жуткую мысль, щелкнул, вернулся в реальность и пошел на работу. Телепортацию еще пока не изобрели.
Минута в московском метро
Однажды вечером в глубинах московского метро, куда никогда не досягает луч солнца, привычно и размеренно текла нескончаемая электрическая ночь. Поток людей разливался по станциям и переходам под гул поездов. Одни, уткнувшись в телефоны, с невидящими глазами, как бы в трансе, почти на автопилоте следовали с работы по одному и тому же маршруту. Каждый день, да так, что можно не шевелить ногами, а они сами уже несут тебя, куда надо, и знают, где свернуть. Другие же, нервные и с сердитым городским взглядом, цепко вглядывались в толпу перед собой и пытались обогнать, спеша, с эскалатора на эскалатор, инстинктивно выискивая нужный проток в этой людской массе, обреченной не знать покоя.
Вот он, как и все, движется в этой человеческой реке, намаявшись за день и не успев даже нормально поесть, на ноющих ногах, с тупой болью голода в желудке, расстроенный и преисполненный сожалений, с саднящим горлом, которое не удается долечить от того, что вынужден работать нездоровым. И одна из волн, в этом шуме и визге приходящего поезда, подхватила его и внесла в вагон. И потом, когда все уже вошли, втискиваясь в гущу народа, еще одна волна утрамбовала всех еще сильнее. Да так, что он влип меж чужих спин в неудобной позе, когда нужно напрягать ступни, чтобы не упасть, хотя и так в этой массе ты застрял и падать уже некуда. Поезд двинулся и, набирая ход, вошел в черноту.
Он привычным движением ухитрился достать из кармана телефон. В такие моменты не хочется думать, просто отключаешься, листая ленту безвкусных и бессмысленных новостей. А это был новый состав, когда вагоны соединены сквозным проходом, и если поднатужиться, то поверх голов он мог бы видеть вдалеке его начало и конец. Обычный вечер еще одного трудного дня.
Внезапно что-то изменилось. Издалека по вагону надвигалось какое-то марево, зыбкое и странное. Как будто поезд, как нож, пронзал желе и погружался в него стремительно, казалось, воздух там становился густым и вязким. И это все нахлынуло и поглотило его. Поезд даже стал ускоряться, движение вдруг стало неестественным, будто бы он провалился среди текстур невиданной компьютерной игры.
На телефоне время остановилось на 18:02. Вкладки можно было выбирать, но они не листались, казалось, что если его выключить, уже и не включить. Нет связи, трудно мыслить и слова застревают в больном горле. Он не мог понять, что происходит. Не муха ли попала на липкую ленту… Как во сне, когда в кошмаре невероятно трудно шевелить руками, он ощущал, что пространство стало иным и время остановилось.
Минута не заканчивалась. Он понемногу стал задумываться, что это значит. Застряв в массе человеческих тел, с бесполезным телефоном в руке, едва балансируя на уставших ногах, он так и останется здесь навсегда. И горло не пройдет, и голод не исчезнет, он никогда не сможет отдохнуть и не доедет никуда. И если поезд едет в ад, то не доедет. Ад здесь внутри, в душе, усыпленной суетой, во мраке безнадеги, в вое ревущего поезда. И все это для него одного. А что, если бы другие вдруг почувствовали то же? Они бы стали просто кричать. И эти крики, и проклятия никогда бы не умолкли. Так что хорошо, что это персональный ад. Только для тебя. И ты знаешь, за что.