Красная строка

Признаюсь, сама пережила с Иваном Ивановичем метафизический роман (верю: такие люди до конца не умирают, а в виде частиц духа витают где-то поблизости, периодически одаривая нас блеском своей мысли). Воображаемо общалась с ним на протяжении нескольких лет… Вела задушевные разговоры, рассказывая то, чего не поведала бы и самым близким. Иван Иванович только усмехался в ответ. Неоднократно спрашивала у него совета – по поводу какой-нибудь весьма глубокой, в кавычках, фразы, шутки, остроты. Робко поднимала глаза: а что же скажет Иван Иванович? Одобрит ли? И видела искрящиеся голубые глаза и улыбку, спрятанную в пшеничных усах. Понимала: плохо… Краснела, тушевалась, не знала, куда себя деть. Уныло думала: о, мне ещё расти и расти… Такой вот «строгий судия».

Несмотря на не слишком объёмное литературное наследие, Иван Иванович, на мой взгляд, всё-таки стоит в ряду заметных писателей России. Хотя, конечно, ему не удалось реализовать большую часть своих талантов. То ли из-за постоянной занятости – желания делать добро ближним и далёким, то ли по причине скромности и благородства. А возможно, Пущин придерживался одной из мудростей Омара Хайяма (тоже, кстати, «майского жука»):

Хоть и не ново, я напомню снова:
Перед лицом и друга, и врага
Ты – господин несказанного слова,
А сказанного слова ты – слуга

.

Нина Шамарина

Когда тебя понимают…

Когда нам было предложено написать эссе о каком-нибудь писателе, родившимся в мае, я, не задумываясь, открыла биографию Набокова – мимо! Он родился в апреле! Ни секунды не колеблясь, посмотрела месяц рождения следующего любимого писателя – Венички Ерофеева: октябрь! Открыла Википедию и почти сразу наткнулась на биографию французского писателя Гектора Мало (дата рождения 20.05.1830). Может, не каждый помнит это имя, но его книгу «Без семьи», уверена, прочёл каждый человек моего поколения.

И этот очерк (или эссе), коих – ни того, ни другого – я писать не умею, не столько о Гекторе Мало, сколько о его романе, а ещё точнее, о моём отношении к последнему.

Дети читают те книги, до которых могут дотянуться рукой. Людмила Улицкая рассказывает, какие обширные подборки великолепных изданий она находила в шкафах своих бабушек, и читала их. В моём доме книг почти не было, но я очень много читала в детстве. Настолько много, что мне говорили, как говорят современным детям, оттаскивая их от компьютеров и телефонов – «глаза испортишь»; настолько много, что в деревенской библиотеке не оставалось не прочитанных мною книг.

В нашей библиотеке нельзя было, как и в любой другой, долго держать книги, но и сдавать их раньше времени не позволялось. «Быстро читаешь – ничего не поймёшь», – такому девизу следовала местная библиотекарь. О, эти мучительные два дня до следующего посещения библиотеки, когда взятая накануне книга прочитана запоем в первые же сутки! Ходили слухи, что, принимая книгу, могли спросить, каков сюжет, о каких событиях речь, и я, трепеща от такой перспективы, записывала в тетрадочку краткое содержание прочитанного. Мои старшие внуки в школе вынужденно вели читательский дневник. Пророс в обязанность страх послушных детей опростоволоситься? Правда, со мной такого никогда не случалось, никто со мной книг не обсуждал.

Несмотря на обилие и бессистемность моего чтения, три, может, четыре, книги из того периода стоят особняком: книга Осеевой «Динка», «Катя и крокодил» неизвестного мне автора и роман Мало «Без семьи». Почему именно они?

Прежде, чем писать о романе «Без семьи» (особенном даже из этого малого ряда) я решила его перечитать.

Приступила с опаской: не исчезнет ли чувство восторга от текста, над которым я рыдала, прочитав взахлёб, не отрываясь и, подчас, не понимая, где я нахожусь: дома, свернувшись клубочком на соломенном матраце моей металлической кроватки, придвинутой к печке, или бреду по пыльной дороге с бродячими артистами; замерзаю с ними в шалаше, слушая, как воют рядом волки; корчусь в старом забое затопленной шахты, веря, что нас спасут. Сохранится ли трепет, не пропадёт ли очарование? Забегая вперёд скажу, что язык, стиль изложения мне не понравился, но теперь-то я знаю, как сильно зависит этот стиль от переводчика, посему судить о языке Гектора Мало не берусь.

Электронный вариант я скачала в приложении «Книжная лавка». Удивительно, но и маленькая картиночка-обложка («аватарка» книжки») та же: на бледно-голубом фоне карандашный рисунок подростка в шапочке с пером, на плече – арфа. Это Реми – главный герой романа «Без семьи». Не буду ломать копья в споре о том, что лучше – бумажный носитель или электронный, но держа планшет с удобным шрифтом, тактильно вспоминала (если существует осязательная память) картонный переплёт, матерчатый корешок, посеревшие страницы старой «версии» романа.