– Господь Вседержитель! – с тоской думал Карп Платонович, лежа на пахнущих льняным семенем простынях, и разглядывая безмятежное лицо прикорнувшей возле его плеча Фани. – Неужто ж она не понимает, что я с ней делаю? Или что делает она сама… Она же сдает мне с потрохами этого своего попа Андрея, и всех его безумных товарищей заедино… Как там она говорила газетка-то у них, в которую он статью написал про то, что Иисус коммунизме учил? «Сибирская весть»? «Сибирский указ»? Надо было записать… Да, к чему, она еще раз скажет, если спросить… А как там было-то, что он ей разъяснял? «Несть ни эллина, ни иудея», ни богатых, ни бедных… «хлеб наш насущный даждь нам днесь…» Отсутствие классов и всеобщий труд на благо всех… от каждого по способностям, каждому… Что? Божью благодать?… Господи! Урядник Загоруев, вы свои обязанности знаете? А то как же! Я должен сегодня же, да нет – неделю назад! – сесть и написать два рапорта: жандармскому офицеру в Ишим и нашему егорьевскому исправнику господину Овсянникову… Этого идиота священника заберут в кутузку… или сначала установят надзор? Как поступают в подобных случаях с духовными лицами? Не помню, за всю службу случая не было. Надо будет дома справиться в «Справочной книге сельского урядника»…
Но Фаня? Аграфена Михайловна? Что будет с ней?… Да ведь она сама виновата. Что он ее, за язык тянул? Ну разве можно быть в таких годах и такой наивной? Кому-то и нельзя, а Фанечке… Аграфенушке… Да она же ровно дитя… Что ж ты делаешь-то, Карп Платонович, подлец?!
Впервые в жизни урядника Загоруева не радовали ценные донесения агента. И впервые в жизни государственные интересы вошли в противоречие с его собственными чувствами. Как поступить в этом случае – Карп Платонович не знал. И «Справочная книга сельского урядника» наверняка не даст совет по этому сложному вопросу.
Махнув на все рукой, Загоруев присел на кровати и принялся яростно, раздирая кожу ногтями, чесаться.
– Карпушенька, соколик, ну чего ты опять взволновался? – сонно пробормотала Фаня, ласково оглаживая горящую кожу любовника прохладными мягкими ладонями. – Нет ничего, чтоб того стоило. Идти уж пора? Сейчас я оденусь и пойду. А ты еще посиди для констурмации, с Настасьей чаю попей да поговори. Тоскливо ей, бедной…
– Для конспирации… – машинально поправил Карп Платонович.
– Я и говорю: «коспиртация», – покладисто повторила Фаня. – Ты не сердись, соколик, сам же знаешь – у меня умные слова в голове не укладываются. Но смысл-то я завсегда понять могу: мне с тобою до немочи сладко, а тебе – со мной; ты женат, а я – замужем; я раньше пойду, чтоб нас вместе не увидали. Вот тебе и вся «консирация»…
Карп Платонович обхватил голову руками и почесал правой ступней левую икру. Натягивавшая чулок Фаня наклонилась и ловко чмокнула волосатую ногу урядника. Загоруев застонал, в отчаянии замотался в одеяло и отвернулся к стене:
– Нет, Фаня, нет! – пробормотал он. – Иди! Я не могу теперь…
– Да ладно тебе! – нежно улыбаясь, сказала Фаня, быстро застегивая крючки на кофте. – Можешь, не можешь – это-то уж я разобрать сумею… Служба у тебя все соки высасывает, бедненький ты мой… Да ведь мужику без службы нельзя! – важно закончила попадья и, приподняв одеяло, звонко шлепнула Карпа Платоновича по белой, с красными следами от расчесов ягодице. – ДО встречи, соколик!
Почти сразу после ухода Фани явился с задов, огородами следующий посетитель – невзрачного вида мужичонка со следами застарелого пьянства на сморщенном не по возрасту лице. Его Карп Платонович принимал уже сидя, в мундире, с видом важным и не лишенным даже высокомерия.
Однако донесениями мужичонки остался доволен и собою горд: никому еще из полицейских чинов не удавалось ввести своего человечка в банду Дубравина. Хотя и указания соответствующие из центра были, и поощрения обещаны. А он – урядник Загоруев – сумел. И не в поощрениях даже дело, хотя и они – не лишние. Служить не только за деньги, но и за честь – для Карпа Платоновича не пустые слова. Кто и где величество и государство блюдет? Министры в Зимнем дворце? Как бы не так! Они, небось, все жиром заросли и на мир Божий, петербургский из карет да через пенсне смотрят. А ежедневно и ежечасно бдит – кто? Правильно: сельские да становые урядники. На них, рабочих лошадках, порядок и держится. Как где крамола, воровство или, упаси Господь, душегубство – кого зовут? Неужели министров да губернаторов?
– В общем, смотри в оба! – наставлял Карп Платонович внедренного агента. – Покамест твоя задача – затаиться и сидеть тихо, чтоб никто тебя ни в чем заподозрить не мог…
– А ежели они еще прежде на дело пойдут?
– И ты с ними иди, и все, что старшие прикажут, делай.
– А в острог потом?
– На то я есть, чтобы тебя от острога отвести. Греха на тебе не будет, потому как ты выполняешь мое задание. А когда всю банду повяжем, так выхлопочу тебе денежное поощрение, как особо ценному агенту.
– Оно хорошо бы, ваше высокоблагородие, детки малые кушать просют…
– Брось, не прибедняйся! – нахмурился Загоруев. – Когда к Воропаеву шел, небось, про деток не думал…