– Что, Сережа? – ее душа была где-то далеко, и он чувствовал и понимал это.
Можно быть в двух местах разом, можно иметь два разных имени, можно поселить в своем теле двух разных людей, и они станут разговаривать друг с другом. Впервые он столкнулся с этим, когда десять лет назад пришел в себя после нападения разбойников, в землянке, где его прятал Никанор. Никанор часто уходил куда-то, а он надолго оставался один. Его тогда мучили кашель, лихорадка и ужасные головные боли, и часто казалось, что смерть подошла вплотную. Он даже чувствовал ее земляной запах, вовсе нестрашный, похожий на запах летнего погреба. Но он все равно боялся и гнал ее изо всех остававшихся у него сил. А потом однажды, лежа в полузабытьи, услышал разговор Никанора и еще одного разбойника. Из него он понял, что хозяин Никанора занял на приисках его, Дмитрия Опалинского место. Как это могло случиться? Никанор объяснил, что его все сочли убитым, а Серж Дубравин забрал его документы. Но зачем ему понадобилось выдавать себя за Опалинского? Ночью Митя долго плакал, гладил золотой медальон и даже зачем-то брал его в рот, ощупывая сухим языком шершавую желудевую шляпку. С той именно ночи он уверен, что золото – соленое. Наплакавшись вволю, забылся, а на рассвете услышал странный разговор. Несколько голосов спорили в его собственной голове и все говорили разное. Он и сейчас помнил свое удивление. «А ну-ка, кыш отсюда!» – скомандовал он им. Голоса тут же перестали спорить между собой, объединились и все разом принялись поносить его. Митя опешил, а потом пожалел, что прогонял от себя смерть. Теперь она ушла, а он здесь – зачем? Что у него осталось?
Много после он научился на время притишать непонятные и опасные голоса, прогонять их в дальний угол сознания, где они лишь едва слышно бурчали и ждали своего часа. Рано или поздно он наступал. И тогда его тело становилось послушной марионеткой в их руках. До тех пор, пока ему не удавалось снова восстановить контроль. А если однажды?… Нет! Черный Атаман давно запретил себе думать об этом…
– Здравствуй, Сережа! Я скучала, – Варвара тряпкой вытерла руки, подошла к нему, обняла. Крепость, теплота, живые запахи ее тела ободрили его, вернулись пропадающие время от времени нормальные желания: захотелось есть, пить, лечь с ней в постель…
– Что тебе подарить? – благодарно спросил он, зная ответ.
– Что подаришь, то и ладно будет, – спокойно сказала Варвара. Она никогда не отказывалась от подарков, но никогда и не выпрашивала их.
– Эй, атаман! Ты посмотри, кого дозор поймал! – Кныш приближался вразвалку, на лице блуждала глупая улыбка.
– Я же велел! – оторвавшись от Варвары, раздраженно бросил Черный Атаман. – Случайных людей здесь быть не может. Только казачьи да полицейские ищейки. Кто дозор прошел – тот назад вернуться не должен. А я и знать не хочу…
– Да ты глянь сперва, а потом… – Кныш снова медленно улыбнулся и крикнул в сторону одной из потайных тропок. – Пускай!
Из кустов, оглядываясь и дергая головой, вышла старая гнедая кобыла. По бокам ее шли два рыжеволосых, похожих друг на друга мальчика. Старший вел кобылу в поводу. А на спине у лошади, нервно выпрямившись, сидела пожилая женщина с усталым морщинистым лицом…
– Ма-а-ам-а-а! – не своим, невероятно высоким голосом закричал Черный Атаман, бросаясь навстречу.
– Митя… Живой… – прошептала Гликерия Ильинична и без сил сползла с седла прямо на одного из рыжих детей, едва не придавив его своим телом. Видимо ожидавший чего-то подобного, Кныш выручил Волчонка, вовремя подхватив старушку.
– Погляди, Соня, какую я штуку построил. Тебе нравится?
В крутом береге долины одного из впадающих в Березуевские разливы ручья отступившая позже вода промыла небольшую пещерку. Позже время или какие-то зверюшки расширили ее, придали почти идеально круглую форму входу. Дно и стены пещерки состояли из белого, кварцевого песка. Из одной из стен торчали толстые, аккуратно отпиленные корни растущей вблизи сосны.
Перед входом Матвей соорудил навес из коры, сосновых и еловых ветвей, сбоку от которого сложил каменный очаг. «Чтобы дождь внутрь не заливал, и так посидеть,» – объяснил он. С другой стороны от входа, тоже под навесом, он заготовил хворост и чурбачки для костра. Дно пещерки мальчик выстелил свежим сеном, на которое сверху кинул старое одеяло. Сено он сам накосил на ближайшем заливном лужке маленькой косой-литовкой. (Косу еще прошлым летом специально сделали под детский рост по заказу остяка Алеши. Матвей сразу и ловко научился управляться с ней, как будто с тем и родился. Соня же два раза подряд порезалась и по требованию Веры оставила попытки.) На торчащие из стены корни мальчик приделал две, одна под другой, полки, на них аккуратно расставил немудреную утварь: котелок, кружки, ложки, нож, лампа с запасом масла, крупа, сахар, соль в жестянках, краюха хлеба и сало в чистой тряпочке.
– Замечательно, Матюша, просто замечательно! – Соня вылезла из пещерки и в восторге захлопала в ладоши. – Так уютно там, так хорошо! И если на пороге сидеть, то на ручей смотреть красиво.