Красная тетрадь

«В егорьевское полицейское управление, исправнику, тит. тайн. советнику Овсянникову Семену Саввичу от полицейского урядника Загоруева Карпа Платоновича.

РАПОРТ

Имею честь донести Вашему Высокоблагородию, что в банду Дубравина (Черного Атамана), согласно ранее полученных инструкций и целеполаганий, мною успешно внедрен агент-«штучник», в связи с чем ожидаю дальнейших, более подробных указаний от начальствующих лиц.

Егорьевск, 17 июля 1892 г. от Р.Х. урядник Загоруев Карп Плат.»

«Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Епархиальному архииерею Тобольскому и Сибирскому о. Агафангелу от настоятеля Покровской церкви в г. Егорьевске о. Михаила.

ДОНЕСЕНИЕ

Благословите, владыка, на рассказ о неуспокоенности моей души при взгляде на духовное нестроение, творящееся в нашем городе. Благопочтенный владыка о. Елпидифор, настоятель Крестовоздвиженского собора, будучи вельми отягощен годами, впал нынче в окончательную телесную, а что особенно печально, в душевную немощь, и не может уже оказать пастве потребного духовного вспоможения и просветления основ. Службы отправляются кое-как, таинства совершаются нерегулярно. Особливо тягостно для меня то, что, будучи духовным отцом и наставником моего зятя, недавно рукоположенного отца Андрея, владыка не уделяет мятущейся душе юноши должного внимания, и он вот уж почти попал в тенета врагов рода человеческого – бунтовщиков против помазанника Божиего, а меня и слушать не хочет, ссылаясь на благодушное невнимание (сиречь – равнодушие) к этому вопросу наставника своего. Сложившееся положение дел кажется мне совершенно нестерпимым, о чем и доношу Вам смиренно, одновременно с надеждою припадая к стопам Заступника нашего.

Аминь.

Егорьевск, 17 июля 1892 г. от Р.Х. о. Михаил, наст. Покровской церкви»

– Что же мне делать-то, матушка?

– Молись!

– Я уж молилась…

– Еще молись!

Агнешка сгорбилась у ног сидящей на узкой лежанке старухи и горько зарыдала. Сестра Евдокия не мешала ей, смотрела перед собой строго и беспечально. Она уже позабыла то время, когда сама могла плакать вот так – открыто и светло, с надеждой на скорое облегчение, которое придет невесть откуда, но придет непременно.

– Я знаю, она ему зелья какого-то шаманского подлила, – отрыдавшись, сказала Агнешка. – Иначе чтоб он на нее-то, черную да старую, польстился… А у тебя, матушка, нет ли чего такого…?

– Стыдись! Перед Господом…

– Вот еще! – Агнешка строптиво выпятила и без того полную нижнюю губу. – Надоело! Сызмальства все твердили: стыдись, девка, блюди себя! И что ж? Семнадцать лет уже, а сижу тут взаперти, как на каторге…

– Окстись! Не видала ты каторги! – зло оборвала служанку сестра Евдокия.

«А ты, что ли, видала?» – захотелось спросить Агнешке, но отчего-то она так и не решилась. Кто и что знает про Евдокию? Откуда и когда пришла? Кто такая, из каких? Монашка? Послушница? Никогда и никому про себя не рассказывала. Жизнь всегда вела самую простую, и даже строгим обычаем упрекнуть не за что. Но отчего-то оказалась же теперь не в монастыре, а в самом разбойничьем логове – на заимке у Черного Атамана. Жила поодаль, в маленькой избушке с низкой дверью и земляной крышей, на которой обильно росли трава и кусты. Ела в день – хлеба кус, да кваса кувшин. Молилась неустанно. А еще?