Красная тетрадь

– То есть, вы тоже согласны, что надо, – немедленно истолковал Измайлов. – Но сразу возникает вопрос: как я могу это сделать? Ведь весь клубок, насколько я понимаю, наматывается возле этого никем неуловимого разбойника Дубравина. Его ничем не оправданный интерес к моей скромной персоне… А как мне с ним повстречаться? Не могу же я выйти на лесную поляну и орать во всю глотку: Э-ге-гей! Черный Атама-ан!

– Если не боишься, я могу отвести тебя, Измаил, – сказал Волчонок.

– Ты-ы?! Нет, пожалуйста, не надо, – Измайлов сразу же вспомнил игры в разбойников, в которые, по видимому, играют не только дети Веры Михайловой…. – Не надо!

– Но я и вправду могу. Я был на их заимке, – упрямо повторил Волчонок. – Мы с Матюшей были…

«Господи, спаси и сохрани! – мысленно взмолился Измайлов, опять позабыв о своем атеизме. – Пожалуйста, сохрани детей, которые, играя, бродят вокруг заимки психически неуравновешенного разбойника!»

– Так ты пойдешь? – нетерпеливо уточнил Волчонок.

– Не надо, Измаил? – спросила Элайджа, которая слушала разговор, но вроде бы совершенно не волновалась за сына. – Он может не отпустить тебя потом. Или убить.

– Ну, это-то, как мы все знаем, мне совершенно не страшно… – усмехнулся Измайлов.

– Завтра на рассвете. Встретимся на тракте. Ты верхом можешь? – спросил Волчонок. – В повозке нельзя.

– Могу, – машинально ответил инженер.

– Тогда так, – сказал мальчик и, собрав свои поделки в большой носовой платок, вышел из комнаты.

Измайлов растерянно взглянул на Элайджу.

– Он отведет тебя, – улыбнулась женщина. – И ты все узнаешь. Будь осторожен.

– Пожалуйста, уходи! – настойчиво попросил Измайлов и даже попытался насильно развернуть Волчонка лицом к дому. Мальчик ухмыльнулся, вывернулся из рук инженера и отчетливо, хотя и не злобно (только, чтобы предупредить!) клацнул зубами.

– Атаман знает меня. И не тронет. Лисенок здесь тоже бывает. У нее дело. А Матюшу я звал – он больше не пошел.

«Ну хоть у одного ума хватило! – порадовался Измайлов. – И ну какое же это дело может быть у маленькой девочки на разбойничьей заимке!»

Впрочем, терем-теремок, глядящийся в воды Черного озера, кусты шиповника, сбегающие к воде, усыпанные темно-розовыми цветами и уже румянящимися ягодами – все это произвело на Измайлова свое впечатление.

«А этот Дубравин, похоже, эстет!» – подумал он, бросил препираться с Волчонком (тот тут же куда-то исчез) и решительно шагнул из-под нависающих ветвей на полянку, украшающую берег озера. В кустах что-то едва слышно прошуршало, и Андрей Андреевич, будучи человеком совершенно нелесным и лишенным звериных привычек, вдруг тем не менее как-то интуитивно догадался, что его видят, и, пожалуй что, держат на мушке. Не тронули же до сего момента и даже пропустили в святая святых, похоже, лишь оттого, что в провожатых у него был Волчонок, и вправду здешней братии известный.

Казалось, даже замшелые камни, прихотливо накиданные на берегу озера, лежат не просто так, а частью продуманной композиции. Широкие мостки отражались в недвижной воде. На краю самой длинной доски сидела огромная, диковинного изящества стрекоза и слабо шевелила слюдяными крыльями.

– Добро пожаловать в мою скромную обитель! – раздался позади звучный, слегка надтреснутый голос. – Измайлов Андрей Андреевич, если не ошибаюсь?

Измайлов резко развернулся и окинул говорящего быстрым взглядом. ОН сразу узнал его, хотя и видел когда-то недолго, к тому же сквозь кровавый болевой туман. «Черный Атаман Дубравин – породистый сумасшедший», – словно само собой родилось заключение, вполне совпадающее с заочно составленным по чужим рассказам и своему опыту мнением.

– Представить нас здесь некому. Поэтому, увы, придется знакомиться самим…

– Да мы, получается, уж знакомы… – криво усмехнулся Измайлов. – Если, конечно, можно назвать это так…

– Сомневаюсь, – атаман чуть приподнял правую бровь.

«А ведь красив, однако, шельмец!» – едва ли не с завистью подумал Измайлов, вполне осведомленный о заурядности собственной внешности. – Если бы не этот темный огонь безумия в глазах, от которого все черты словно плавятся, как воск в огне…»

– Итак, позвольте представиться, коллега! – атаман между тем наклонил голову и щелкнул каблуками. Он явно ерничал, но вместе с тем жест выглядел таким естественным и грациозным… Измайлов сроду не обладал и никогда уж не обретет подобной сноровки. – Опалинский Дмитрий Михайлович, дворянин и горный инженер!

– Оп-па! – воскликнул Измайлов и по-плебейски хлопнул себя по ляжкам, не найдя ни более подходящего жеста, ни соответствующих ситуации слов.

Помолчали. Дубравин (или уж Опалинский?!!) тонко улыбался, явно довольный произведенным эффектом.

– Ну ладно, – наконец, произнес Измайлов, судорожно пытаясь подвязать в уме какие-то концы. – Пусть так. Но кто ж тогда тот… которого я как Опалинского знаю? Марьи Ивановны муж?

– Дубравин Сергей Алексеевич, – невозмутимо ответил Черный Атаман. – Мещанин из Пензенской, кажется, губернии…

– И как же это вы… поменялись? Когда?

– Да уж почти десять лет назад. Сначала он стал мною. А потом я… ну, скажем так: выправил ситуацию.