Красная тетрадь

Сибирь никогда не знала крепости – это верно. Но также верно и то, что рабочий здесь еще более бесправен, чем в России. Здешние как бы образованные люди даже дают тому рациональное объяснение. Едва ли не половина рабочих на приисках – из ссыльно-поселенцев, что на общей нравственной картине не может не отражаться. Пьянство, драки, разврат, двенадцатилетние дети хвастаются курением табаку и любовными победами. К труду многие не приспособлены совершенно. Крестьянствовать способен едва один из нескольких сотен. Исправник Овсянников как-то обмолвился: из 3500 приписанных к стану ссыльно-поселенцев в наличии едва 700. Я ахнул: а где ж остальные 2800?! Неужто в бегах? Где же они, что едят, как живут? Семен Саввич рукою махнул: не так, мол, все страшно. Большая часть давно в тайге безвестно сгнила, сгинула да убита, крестьяне-то на них – с вилами да с ружьями, как на диких зверей ходят. Еще сколько-то назад, в Россию подались. Отчаявшиеся, озлобленные, бесправные, на все готовые. Остаток не так и велик. Не страшно, господа?

Такова же и соответствующая этому положению оборотная сторона медали: телесные наказания, мордобой на приисках и заводах – обычное дело. Обсчет при расплате за работу, обвес в лавках, что же касается инородцев, то картина еще страшнее. После разрушения традиционного уклада, прихода с запада новых для самоедов болезней уже к началу 19 века вымерли целые народы: омоки, котты, хойдаки, шелаги, анюиты, маторы, асаны… Все были язычники, однако вечная им память, как обелиску человеческой жадности, недальновидности и беспамятства.

Винокуренных заводов более чем мельниц, питейные дома, штофные лавки, плюс всякая нелегальщина, на которую приходится лишь бы не половина оборота спиртного. Все казенные уложения на этот счет – свист ветра в степи. На третий день после расчета на приисках шуба идет за два штофа вина, полушубок – за штоф… На долю евреев – половина всех кабаков в Сибири. Сами, в отличие от русских кабатчиков, – почти не пьют. У Егорьевской семьи трактирщиков рожи благостные донельзя, младший чуть что – румянится, яко красна девка, да орешки щелкает стыдливо, в кулак. Однако, выгоды своей не упустят ни на грош. На приисках, да в поселке, да в Светлозерье… Везде одна и та же картина.