Красная точка

Дело происходит после зимних каникул, значит, в январе-феврале, что ли? День рождения вроде прошёл, но сил не прибавилось, а на оконном стекле всё отчётливее проступают грязевые разводы, к весне приобретающие объём и дополнительную скульптурность складок Вучетича.

Кружок размером с монетку мальчику (назовём его Вася) посоветовала врачиха (белки навыкат, ресницы из каслинского литья) в медкабинете с белыми стенами, креслом посредине и таблицей, укреплённой на белой ширме (зачем окулисту ширма, она ж не гинеколог?), с буквами, исполненными железнодорожными шрифтами. И, видимо, оттого убегающими вдаль. Все же знают, что Ш и Б – здесь самые большие, дальше следуют М, Н, К, потом, чуть поменьше, – Ы, М, Б, Ш, после чего начинаются разночтения. Тем более что в кабинет заглядывает медсестра, распространяя перед собой облако острого цветочного аромата. Громовым шепотом она передает на ухо коллеге последнюю сенсацию:

– Пугачёва погибла в автокатастрофе. Разбилась, возвращаясь из Сочи с гастролей!

После этого судьбоносного практически сообщения окулистка впадает в резиновый ступор и забывает о мальчике. Тот продолжает сжимать в руке щиток, закрывающий глаз; ждёт, когда шок сойдёт и Снегурочка оттает.

Момент истины

Первые три строчки Вася отбарабанил, точно знал наизусть, а вот потом алфавит закудрявился в разные стороны, строчки поползли как под слезой, начали раздваиваться тараканьими усищами. БЫНКМ? БАНКОМ? ИНКАМ? ТАНКОМ? Далее неясности лишь нарастают: НШЫИКБ – это вообще что? О чём или о ком? А так хочется соответствовать, говорить правильно, точно легкую и очевидную правду. Правду, а не ложь.

Не получается, и врачиха с каслинским литьём на лице начинает манипулировать линзами в сложносочинённых рамах, похожих на заикание. Медосмотр в школе или же детская поликлиника, откуда обычно, во время простуд, приходит усталая участковая?

Не так, впрочем, важно, как сам момент обнаружения дефекта; то, что ты плохо видишь (скорее всего, близорук), каждый узнаёт по-своему. Это как первый блуд или первая смерть – один из ключиков персонального кода, рисунка судьбы, биографических дактилоскопий, накладывающих на жизнь непредсказуемые ограничения.

Ношением очков отныне дело не ограничится – нужно же пересмотреть весь тактильно-пунктуационный репертуар, со временем становящийся практически невидимым: так привыкаешь к нему, так он становится тобой, что заметить-то его можно, лишь выйдя из себя.

С видом на кладбище

То, что близорукость наступила, Вася понял чуть раньше, когда ездил на каникулах во Львов. Профком медработников продал путёвку его родителям, тогда (время было спокойным[1]) каждые школьные вакцинации использовали для групповых поездок – «с целью поощрения и познания мира». Нужно сказать, в этом праздном своём любопытстве южноуральцы преуспевали сильнее других советских народов, живших в иных городах и краях необъятного СССР, например в Саратове, Таллине или Махачкале.

У школьного библиотекаря Надежды Петровны, каждые каникулы возглавлявшей такие путешествия, пока было с кем ездить, существует теория про живой и особенно подвижный чердачинский ум, открытый всему новому. В этом, если верить Петровне, зажиточные южноуральцы – особый, локальный советский этнос – напоминают одноэтажных американцев, живущих в основном региональными новостями и интересами, но отчаянно путешествующих по всему свету, не меньше азиатов с какой-то их всемирной отзывчивостью.

Это же до сих пор невооружённым взглядом заметно, стоит лишь представителям разных частей страны скучковаться в одном месте. Например, в аэропортовском накопителе, при объявлении посадки.

А тут Львов. Европа, хотя и Восточная. Украина, хотя и провинция. Модерн, ар-нуво, декаданс (правда, памятника Захер-Мазоху на ул. Сербской ещё не стоит). Старшеклассники, разумеется, бухали, бессмысленно и беспробудно, тихарясь по вечерам в густых сумерках гулких комнат, подымая, один за другим, тосты за приближающуюся олимпиаду.

Юнцов поселили в общаге мединститута, окна её выходили на Лычаковское кладбище, богатое любыми ассоциациями. Туда, погулять среди складок memento mori, румяный Вася убегал сразу после раннего ужина, когда от общения с земляками было не отвертеться.

К старшакам он не лез, туповатые ровесники не интересовали, а вечера, к сожалению, не гнулись, в отличие от туристических утр, туго заряжающих, но ближе к обеду ускоряющихся из-за многочисленных экскурсий.

Экскурсии и обед – по расписанию

Зато здесь, на Лычаковке, легко и раздольно. Гнилые, в кавернах могил, холмы, усыпанные кленовыми листьями, выдыхают покоем. Значит, это точно не на зимних каникулах случилось, но на осенних, самых коротких. Ну, да, день же ещё не сжался как следует, не редуцировался до чёрно-белой картинки, был многоцветным, насыщенным, точно на слайдах, а ночь наступала лишь после ужина, главная экскурсия (с выездом) начиналась утром, сразу же после столовки, возле которой, в ожидании школьников, заранее паслись пустые автобусы.