Красная точка

После обеда туристам предлагалось что-то внутри самого Львова, богатого памятниками культуры, только вечером не планировалось вообще ничего. Делай что хочешь. Один раз, правда, сводили в театр, но даже пионерам, не особо искушённым в лицедействе, стало ясно, что актёры здесь плохие.

Впрочем, театр лишь предвкушался, а пока их вели в огромный барочный собор с акустикой сломанной музыкальной шкатулки. Сумрачный внутри, он неожиданно светлел в своей вышине из-за массы окон, окружавших купол, расписанный ярко, но не слишком конкретно: время и советская власть не пощадили этих фарфоровых по духу рисунков.

Особенности советского барокко

Казённый экскурсовод в новомодном кримплене дежурно бубнит про Троицу, Богоявление, Распятие, Бегство в Египет и фаворский свет. Уральские дивчата и парубки задирают головы вежливо, но непреклонно, как птенцы, требующие корм (ибо «упло́чено»). Только Вася не может разделить всеобщего единения (с ним такое частенько) перед лицом искусства: божественная живопись сливается в один, серо-буро-малиновый слой, похожий на застиранный мохеровый шарф, и не разлепляется, как бы школьницы в вязаных шапках с особенно длинными ушками (писк сезона, из-за чего половина экскурсанток срифмовалась фасонами) ни голосили наперегонки от восторга.

– Ах, как красиво! Посмотрите, посмотрите, ах, как красиво!..

Что красиво? Почему красиво? Вася, привыкший говорить сам с собой, пожимает плечами. Ничего не имея в виду и не предчувствуя серьёзных последствий, он обращается к главной симпатизантке (в любой поездке обязательно выбирается такая), очкастой Наде.

– Тебе действительно нравится или ты притворяешься, вот как и они?

Смена времён кода

Подтекст его слов очевиден: ты такая же, как и все? Надя намёк считывает, хоть он и не облачён в слова. Умная девочка. Или чувствует – особым своим женским органом в виде внутреннего бутона, который проявится и разовьётся гораздо позже, в следующей жизни.

Надя отвечает и принимает в Васе дополнительное участие, так как сцепка между ними произошла раньше, ещё в поезде; колёсики-то и закрутились. Или, что тоже не исключено, русоволосая Наденька – особый женский тип, отзывчивый и чуткий всегда и всем приходящий на помощь, точно Мальчик со шпагой или выпускница Школы книжных капитанов. Вот Вася и тянется интуитивно к той, что (эмпатия – сила или слабость?) точно не откажет.

– Конечно, красиво. Сам, что ли, не видишь?

В Наде немного кокетства, которое может и не означать ничего, проявляясь так же естественно, как погода.

– Посмотри, какие цвета, какие краски…

Вася щурится, и тогда Надя (забыл сказать, что она – круглая отличница) протягивает свои некрасивые окуляры. Ради эксперимента, Вася надевает чужие стёкла, доверчиво запрокидывает голову, точно хочет протрубить в горн. И, о чудо, размытый импрессионизм исчезает, внутри купола проступают явственные рисунки фигур. Космогония, на них изображённая, захватывает дух изысканностью взвихренной композиции, части которой перетекают друг в друга.

Фокус фокуса

В церкви тихо, но гулко. Пусто Васе, надевшему чужие очки. Кажется, будто из ничего возникает волна, приближающаяся к нему. Потолок точно обрушился вниз, стал досягаемым, различимым в деталях: теперь фрески набухли от сочных, венозных красок.

Можно сказать иначе – Вася чувствует, что внезапно взлетел под потолок, за секунду набрав сверхзвуковую скорость. Ей не мешают ни ловко нарисованные облака, ни толпы монументальных фигур, окружённых ангелами. Вот что значит «навести фокус», обрести резкость. Поистине оглушающее впечатление, способное изменить последующую жизнь.

Как любой советский ребёнок, Вася лишён начатков религиозного чувства, в церковь никогда не ходил, в музее (кроме тусклого краеведческого) не был. Откуда ж он, до поездки во Львов, мог многоцветьем и красотой подпитаться?

Если только на первомайской демонстрации или в кинотеатре: телевизоры ведь тогда выпускали лишь чёрно-белые, и комментаторы, сопровождавшие репортажи по фигурному катанию с чемпионатов закадровыми разговорами, подробно описывали цвета костюмов, в которых выступали спортсмены. С каким-то особенным рвением, граничащим с исступлением, журналисты смаковали расцветку одежды спортивных и танцевальных пар, а вот одиночников и даже одиночниц, потенциальных икон стиля, настойчиво игнорировали.

Видимо, оттого, что в этих видах соревнований, требовавших «командного духа», за СССР оставалось многолетнее, испокон тянувшееся лидерство Родниной и Зайцева, а также Пахомовой и Горшкова. Ими гордились как космонавтами, а вот советским одиночникам (особенно в женском катании) так же постоянно не везло: индивидуализму, что ли, не хватало?

Домашнее задание