Красная трава

— Нет, — сказала Лиль. — Он с ним схватился, и дело кончилось тем, что он поранился, упав на свой же нож. Хмельмая утверждает, что он ударил себя ножом специально, но это наверняка несчастный случай. Там якобы было полно людей, все на одно лицо, но все они исчезли, как только Ляпис умер. Бред какой-то… Вроде истории про лунатика, который ходит во сне.

— Раз все равно приходится ходить, — сказал Вольф, — то хорошо бы это использовать как-то еще. Например, спать на ходу.

— И гром разразил его комнату, — сказала Лиль. — Все исчезло, и он сам тоже.

— Хмельмаи, выходит, там не было?

— Она как раз спустилась вниз за помощью, — сказала Лиль.

Вольфу подумалось, что у грома были причудливые последствия.

— У грома были странные последствия, — сказал он.

— Да, — сказала Лиль.

— Я вспоминаю, — сказал Вольф, — как однажды, когда я охотился на лис, была гроза, и лис превратился в дождевого червя.

— А!.. — сказала Лиль безо всякого интереса.

— А в другой раз, — сказал Вольф, — на дороге человек оказался совершенно раздет и выкрашен в синий цвет. К тому же и форма его изменилась. Его принимали за автомобиль. И когда в него садились, он ехал.

— Да, — сказала Лиль.

Вольф замолк. Нет больше Ляписа. И все равно надо было продолжать с машиной, это ничего не меняет. Лиль разостлала на столе скатерть, открыла буфет, чтобы достать приборы. Взяла тарелки и бокалы и стала их расставлять.

— Подай мне большую хрустальную салатницу, — сказала она.

Этой здоровенной посудиной Лиль очень дорожила. Прозрачная, тщательно ограненная штуковина, весьма тяжелая.

Вольф наклонился и взял салатницу. Лиль уже расставила почти все бокалы. Он поднял салатницу до уровня глаз и посмотрел сквозь нее в окно, чтобы увидеть многоцветье спектра. А потом ему это наскучило, и он выпустил ее из рук. Салатница упала на пол и на высокой ноте обратилась в белую, хрустящую под ногой пыль.

Лиль, застыв, смотрела на Вольфа.

— Мне все равно, — сказал он. — Я сделал это нарочно, и теперь вижу, что мне все равно. Даже если это тебя огорчает. Я знаю, что это тебя сильно огорчает, и, однако же, ничего не чувствую. Так что я ухожу. Мне пора.

Он вышел, не оглянувшись. За окном проплыл его поясной портрет.

Внутри у Лиль все оцепенело, она даже не пошевельнулась, чтобы его удержать. Она вдруг отчетливо поняла: она уйдет с Хмельмаей из дому. Они уйдут отсюда без всяких мужчин.

— На самом деле, — сказала она вслух, — они созданы не для нас. Они созданы для себя. Мы им ни к чему.

Она оставит Маргариту, горничную, обслуживать Вольфа.

Если он вернется.

ГЛАВА XXXIII

Едва только за ним захлопнулась дверь клетки, Вольф почувствовал, как его охватила жуткая тоска; он задыхался, затвердевший воздух едва проникал в его жадные легкие, железное кольцо сжало виски. Легкие нити прошлись по его лицу, и вдруг он очутился в воде, пропитанной песком мелководья. Над собой он увидел голубую мембрану воздуха, стал отчаянно грести, мимо скользнул затянутый в белый шелк силуэт. Простейший рефлекс: перед тем как выплыть, он пригладил рукой волосы. Он вынырнул, мокрый, бездыханный, — и увидел перед собой улыбку и темные кудрявые волосы девушки, густо иззолоченной солнцем. Она плыла брассом к берегу — он сделал полуоборот и поплыл за ней. Он заметил, что двух старых дам там уже не было. Зато в некотором отдалении посреди пляжа торчала одинокая кабинка, которую он прежде не замечал. Ею он займется попозже. Он выбрался на желтый песок и подошел к девушке. Та, встав на колени, развязывала на спине завязки своего купальника, чтобы посильнее загореть. Вольф повалился на песок рядом с ней.

— Где ваша бляха? — спросил он.

Она протянула левую руку.

— Я ношу ее на запястье, — сказала она. — Это не так официально. Меня зовут Карла.

— Вы пришли закончить интервью? — с легкой горечью спросил Вольф.

— Да, — сказала Карла. — Может быть, вы скажете мне то, чего не захотели говорить моим тетушкам.

— Эти две дамы — ваши тетушки? — спросил Вольф.

— По крайней мере у них такой вид, — сказала Карла. — Вы не находите?

— Гнусные клопихи, — сказал Вольф.

— Н-да, — сказала Карла, — прежде выбыли куда любезней.

— Старые свиньи, — сказал Вольф.

— Ну! — сказала Карла. — Вы преувеличиваете. Они не требовали от вас ничего сального.

— Они сгорали от желания что-нибудь такое услышать, — сказал Вольф.

— Кто же все-таки достоин вашей привязанности? — спросила Карла.

— Не знаю, — сказал Вольф. — Была пташка, которая жила в розовых кустах, карабкавшихся к моему окну, она будила меня по утрам, негромко стучась клювом в окно. Была серая мышка, которая приходила ночью прогуляться возле меня и полакомиться сахаром, я оставлял его ей на ночном столике. Была черная с белым кошка, которая никогда меня не покидала и спешила предупредить родителей, если я лез на слишком высокое дерево.

— Только животные, — констатировала Карла.

— Именно поэтому я и старался доставить удовольствие сенатору, — объяснил Вольф. — Из-за пташки, мышки и кошки.

— Скажите, — спросила Карла, — вам было мучительно, когда вы были влюблены в девушку… я хочу сказать, страстно… мучительно ее не иметь?