Красная угроза

– Я воевать стану за то, чтобы таким, как Дуричи, не сделаться, – ответил Утюг под громкий хохот зрителей. – Не хочу, чтобы Маманя со мной то же сделала.

– Что сделала?

– Что с вами.

– А что с нами? – нехорошо ощерился Котелок, предчувствуя оскорбительный ответ.

И не ошибся.

– То сделала, что ты теперь бегаешь и ноешь, что бабой стал!

Стоящие вокруг дикари продолжили обидно хохотать и делать всякие жесты.

– Я?

– А кто?

– Ты об этом пожалеешь! – взвился Дурич, но взвился напрасно, потому что подставился, и выжидавший удобного случая Утюг с радостью засветил мелкому оппоненту в скулу.

Женщины вновь стали причиной войны.

Скула податливо хрустнула, Котелок взвыл от боли, но уже через секунду опомнился и выдал сакраментальное:

– Наших бьют!

А подогретой публике «Средства от перхоти» большего и не требовалось. Драка началась везде и сразу: за стойкой, за столиками, у запасного выхода – где она и не прекращалась, – и на танцполе. Шапки лупили друг друга бутылками и кружками, табуретами и стульями, дубинками, а кое-кто потянулся за ножом. Вопли, хрипы, стоны и ругань стали главной музыкой вечеринки, но совершенно не мешали сидящим в дальнем углу бойцам десятки Копыто.

– Не хочешь поддержать своих? – язвительно осведомился Иголка, указывая на дерущихся Дуричей. – Гниличи наседают.

– Я – Шибзич! – с достоинством ответил Копыто, глядя на бойца со значением.

– А зачем себя Дуричем называл?

– Для пользы.

– Какая может быть польза, если ты теперь не наш вовсе? – продолжил наседать Иголка, которому давно надоела власть уйбуя и хотелось честных и справедливых изменений. Особенно ему хотелось самому встать во главе десятки, но пока не получалось. – Как мы с тобой на дело пойдём? Вдруг ты в самый главный момент скажешь: не брат ты мне, и сбежишь к своей Мамане под крылышко.

– Я тебе покажу Маманю! – проревел пролетевший мимо Дурич, и Шибзичи на несколько мгновений смолкли, ожидая, чем закончится полёт. Полёт закончился смачным ударом об стену, в результате которого летающий Дурич потерял сознание, а Шибзичи продолжили культурное общение.

– Мля, Иголка, отвянь, зараза, – велел Копыто, почёсывая себя под банданой. – У нас в натуре серьёзная тёрка, правда, Контейнер?

Здоровяк, которому очень нравилось, что уйбуй не только позвал его на совещание, но ещё и спрашивает о разном, важно кивнул.

– Что за тёрка? – спросил Иголка.

– Короче, нужен подвиг, – сообщил Копыто.

– Дуричам? – не удержался скандалист.

– Ещё раз пикнешь – повешу, – прошипел уйбуй. – Я серьёзно.

– Вешать не сможешь – там теперь съёмочная площадка.

– Жуций только рад будет повесить тебя в прямом эфире, – ухмыльнулся Копыто. А заметив, что боец вздрогнул, не преминул развить тему: – Он давно просил кого-нибудь казнить, но у нас всё не складывалось: великий фюрер хочет казнить Маманю, но боится, потому что королева обидится, а пацанов никого казнить не хочет, потому что тогда они могут обидеться и сдуру поддержать Маманю, и сковырнуть великого фюрера. В результате давно никого не вешали, а от этого в семье шатание и трезвость. А тут, смотри, как хорошо получается: мы тебя повесим, семью взбодрим, да ещё Жуцию дадим хорошую картинку для шоу, за что он нам денег отвалит.

– Зачем ему кого-то в шоу вешать? – поинтересовался Контейнер. – У него и так всё хорошо.

– Всё хорошо, а будет лучше, – пожал плечами Копыто. – Это же про отверженных, типа, помойка, злые нравы, все дела… Там нельзя никого не вешать, раз виселица уже в кадре.

Здоровенный боец с пониманием хрюкнул. А мелкий – побледнел.

– Мы тебя повесим, а они тебя потом обсудят, – продолжил резвиться уйбуй. – Прикинь, Иголка, Сопля сидит со своими дебилами и трещит о том, какая жизнь несправедливая, как всё нехорошо устроено, вокруг кризис, коррупция, и Штанина не даёт Бублику, а на заднем плане твои ноги трепыхаются, ещё тёплые.

– Заткнись!

– А потом Буженина начинает рассказывать, как к ней вчера Асфальт приходил, а твои ноги уже выпрямились и такие ровные-ровные, чуть слева за Соплёй…

– Заткнись!

– Мля, Иголка, Жуций за такой кадр кучу бабла отвалит.

Иголка всхлипнул:

– И ты прославишься.

– Бабам нравятся ноги, – подтвердил Контейнер.

– Бабы – дуры! – просвистело мимо, и Шибзичи дружно проводили взглядами переброшенного через них Гнилича. Сражение постепенно затухало, но в воздушном пространстве «Средства от перхоти» ещё перемещались опознанные и неопознанные тела.

– Какой подвиг тебе нужен? – угрюмо спросил Иголка, вытерев под носом.

– И зачем? – поинтересовался любопытный Контейнер.

– Затем, что от баб житья не стало, а сделать с ними ничего нельзя, – объяснил Копыто, надеясь заткнуть здоровенного подчинённого, но не получилось.

– Это точно, – согласно кивнул Контейнер и быстро, чтобы не успели перебить, продолжил: – Меня вчера Заноза в коридоре пихнула. Я иду, а она тоже, я мимо, а она в меня такая, как будто лестница узкая, и в бочину мне. Я ей такой: сдурела, дура? А она такая: скоро будете нам педикюр по утрам в постель приносить. Узнаете, каково это – быть женщиной! Мля, куда только Сантьяга смотрит?