Красная улица. Повесть

«Что же делать? Что? Как выйти из этого положения?» Спиридон попробовал оглянуться. И сразу же в его спину уткнулся ствол обреза.

— Не дергайся, а то…

Спиридон шел и тоскливо смотрел на березы, застывшие в скорбном безмолвии, на беззаботного воробья, прыгающего по голой ветке…

— Стой! — вдруг приказал мордастый. — Давай-ка я тебя обыщу… Может, у тебя оружие…

Держа в правой руке обрез, он левой полез в пустой карман Спиридона…

Раздался выстрел. Мордастый громко закричал и выронил обрез. Спиридон схватил оружие… Пришел в себя в густых зарослях ежевики, он запутался в ней и упал лицом на колючки. Кожу обожгло!

Убежал!.. Вместе с радостью, что удалось спастись, пришла досада: почему не убил мордастого?

Он долго петлял, пока не попал на большую поляну. Огляделся. Чудное какое-то место… Никогда не думал, что на Волыни есть такие уголки… Песчаные холмы показывают из-под снега свои желтые плешины. Между холмами кланяются ветру кустики ивняка, обшарпанные низкорослые березки и сосны. Ветер сдувает с плешин песок, желтит снег. Настоящая пустыня, только не раскаленная солнцем, а примороженная.

В небе темнели, сгущались тучи. Вскоре они заволокли все небо. Пошел мелкий, как мука, снег. Стало еще мрачнее, еще безрадостнее в этом неуютном уголке. Правда, это к лучшему, что идет снег, — следы занесет.

У Спиридона окоченели ноги, ветер упрямо забирался в чуни, под фуфайку.

Из леса никто не выходил.

Когда над холмами поплыли серые сумерки, Спиридон встал. Куда идти? Постоял немного — нет, идти, куда-то идти, двигаться. Иначе на таком ветру и морозе превратишься в сосульку.

Он быстро пересек пустыню и спрятался в лесу. Спиридон совсем уже валился с ног от усталости, проголодался, замерз, когда до его слуха донесся слабый собачий лай. А вдруг это только послышалось?.. Нет, лает собака.

Вскоре он увидел хутор, совсем затерявшийся в лесах. Тут, наверное, и немцев-то нет — вишь, как разошелся пес. Ни в одном окне света не было. Из предосторожности Спиридон некоторое время постоял в кустах. Глядел на хаты — в которую постучать?.. Может, в эту крайнюю, маленькую?

Спиридон едва коснулся пальцем стекла, за окном послышался радостный голос:

— Ой? Это ты? Наконец!..

Спиридон попятился от окна в растерянности — кто его мог ждать на этом хуторе?

Открылась дверь, и Спиридон увидел тоненькую девочку в белой длинной сорочке.

— Ой, кто это? — голос испуганный, разочарованный.

Спиридон тихо ответил:

— Не бойся, я не бандит, я мальчик, пусти на ночь. Я так устал и замерз, что зуб на зуб не попадает.

Девочка прикрыла дверь:

— Нет, я одна… Мама сказала, чтобы я никого не пускала… Ты правда сильно замерз?

— Еще как!..

— Ну тогда входи. Нет, погоди, я только пальто накину.

— Что же ты живешь в леднике? — грубовато поинтересовался Спиридон. — Ленишься за дровами сходить? Лес же рядом.

— У нас хата такая, что тут же все выдувает, — начала оправдываться девочка. — Утром я протопила. Вечером тоже собиралась, но одной страшно идти в лес за дровами… Ты голоден?

— Как волк.

Девочка взяла ухват, застучала им в печи.

— Осторожно, — сказал Спиридон. — Ты все горшки там опрокинешь…

— А там опрокидывать нечего. Я сегодня только картошку в мундире варила.

Девочка выдвинула чугунок.

Спиридон с жадностью стал уминать картошку. Девочка, глядя на него, тоже стала есть. Он время от времени украдкой поглядывал на нее. Белое худенькое личико, поблескивают глаза.

Спиридон стеснялся девочек и никакого понятия не имел, как нужно держаться с ними. А с этой у него сразу разговор завязался. С ней как-то легко, как с мальчишкой.

Они опорожнили чугунок, девочка принесла кружку воды:

— Запей. Было бы молоко, не пожалела. Нет у нас коровы.

Она ощупью поставила чугунок на лежанку и молча полезла на печь. Повозилась там с минуту и слезла:

— Забирайся сюда, я тебе постелила. Жестковато, зато не холодно. Печка еще теплая…

Спиридон обиделся:

— Это с какой же стати меня на печь? Ложись там сама, я привыкший к холоду. Лягу вот на лавке, накроюсь фуфайкой — и ладно.

Девочка всплеснула руками:

— Даже не думай! Разве я не знаю, как гостей принимать?

Спиридон стоял возле полатей — вот положение. Ему было приятно, что девочка назвала его гостем, но на печь он все же не полезет… Она, такая худенькая, замерзнет на полатях, о он, партизан, будет греть бока на печи…

Девочка торопила его:

— Ты скоро? Я окоченею стоя. Знаешь, как из-под двери дует… Даже не думай! Пока не залезешь на печь, я не сойду с места. Я загадала — если ты будешь спать на печи, моя мама вернется…

Ну и девчонка! Спиридон что-то пробормотал о бабьих предрассудках и неохотно полез на печь. Девочка вышла из-за печи и юркнула в свою постель. Слышно было, как она ворочалась на полатях — видно, не сладко в ледяной постели.

— Ты не спишь? — услышал он тоненький голосок. — И мне не спится. Знаешь, какие сейчас ночи длинные. То, бывало, с мамой поболтаешь, пригреешься возле нее, начнешь о чем-нибудь хорошем мечтать и уснешь. А теперь… — Голосок ее задрожал. — Я иногда даже плачу ночью…

Девочка придвинулась немного ближе к лежанке, подняла голову: