Теперь-то до меня дошло, почему Лидия так просила быть осторожнее. Ей-то известно и о конкурирующих между собой колдунах, и о силах рубинового сердца. И, видимо, о том, что в комплекте со мной это постоянно подзаряжающееся опасное оружие управления массами.
— А если бы остались? — спросила я, имея в виду красных ведьм, то есть себя. — Что бы сделал ты, окажись в твоих руках и рубиновое сердце, и красная ведьма? — голос не дрогнул, и фраза прозвучала вполне безразлично, с легким налетом любопытства.
— Еще не думал, — не отрываясь от созерцания рассвета, ответил он.
И почему мне кажется, что ключевое слово в его ответе — «еще»? Внутри все похолодело. Я оказалась в эпицентре слишком глобальных событий, а знаю меньше, чем кто-либо. Пора это исправлять. Информация — это сила, а быть слабой я не хочу.
— Куда тебя везти? — немного грубовато поинтересовалась я.
— Рассвет только начался, — удивился моей спешке колдун и бросил хмурый взгляд. — А завтра выходной, точнее, уже сегодня.
Мне бы смирно сидеть на месте и стараться влюбить его в себя, но сейчас совсем не было настроения. В голове даже промелькнула мысль, не бросить ли все, не отказаться ли от испытания вовсе? Ведь если не появится красная ведьма, у них будет только артефакт, который лишь способен поработить ведьм. По крайней мере, человечество останется цело. Вот только… только я не страдаю альтруизмом. И людей я люблю, но не настолько, чтобы лишить всех ведьм шанса на нормальную жизнь. Я лучше рискну всем, чем пожертвую своей личной будущей свободой, свободой Евы и сестры. Если ведьмам грозит стать рабынями колдунов, то я готова принести в жертву свободу человечества в попытке избежать этого.
Максим, конечно, прав, когда говорит о снобизме ведьм, но неприятно слышать это в лицо. На первый взгляд нам грех жаловаться. Всю жизнь я жила в материальном достатке, мало в чем себе отказывая, мне повезло еще больше остальных, ведь я из рода, глава которого одна из старейшин. Думать о будущем, о карьере, о замужестве — бессмысленное занятие. В будущем работа у меня может быть одна — создавать артефакты для колдунов, а по вечерам надзирать за непослушными нелюдями. Замуж, понятное дело, мне вообще не грозит выйти. Я плыла по течению, окунаясь в жизнь людей, пусть и наблюдая почти со стороны, лишенная лишь одного, чего не купишь за деньги — права любить и быть любимой, права на полную свободу. Как только ведьмы вступают в полную силу, все круто меняется и становится еще хуже. Колдуны начинают следить чуть ли не за каждым шагом. Они становятся твоими работодателями, только с этой работы не увольняют, и самой не уйти. Еженедельно необходимо появляться, так сказать, на «планерки» колдунов, где скорее нужно просто отметиться, будто ты стоишь на учете в правоохранительных органах. Выезды за пределы муниципального образования, где ты закреплен, возможны только с разрешения колдунов, которое, конечно, просто так не дают.
— В том-то и дело, Максим Северьянович, что выходной, — выдавливая улыбку, согласилась я, специально обращаясь по имени и отчеству, чтобы не забывал, кто он. — Дела у меня запланированы.
— И что за дела? — ухмыльнулся он.
«Бежать на поиски информации обо всем, во что я вляпалась благодаря тебе!» — хотелось мне прокричать. От гнева покраснели щеки — какое ему вообще дело, чем я собираюсь заняться? Рано мне перед колдунами отчитываться.
— Мне за личную жизнь тоже теперь отчитываться из-за того, что только что было? — как можно мягче попыталась поставить его на место, старательно сохраняя улыбку.
Мне показалось, что у колдуна немного округлились глаза, а потом густые брови нахмурились. Что не так?! Я же не зло сказала — шутя как бы.
Я вопросительно посмотрела на него.
— Если для тебя поделиться планами на день более личное, чем то, что было сегодня, то конечно, можешь не рассказывать, — нарочито извиняясь и поднимая руки вверх, будто сдаваясь, ответил он.
Тут мне стало не по себе. Из его уст все звучало иначе. Будто для меня зажиматься с колдунами по углам сравни кофе перехватить по пути на работу, и вовсе не повод для тесного общения. Но все совсем не так. Для ведьмачек наверняка так, но не для меня, не для Василисы. И я не могла относиться к этому как ведьмачка, не могла себя заставить. Пока не могла.
— А для тебя разве нет? — удивилась я. Разве он сам себя не так ведет? Не относится к женщинам как к «подарку»? Как к вещи? Что отлично подтверждалось его поведением в ночь начала испытания. Меня не проведешь, чтобы он ни сказал. Но и не мне его любить, а ему меня.
— А ты бы предпочла, чтобы я был таким? — ответил он вопросом на вопрос.
— Нет, не хотела бы, — призналась глядя ему в глаза. Это было правдой и так нужно было ответить. Но было одно «но». Почему в голове Максима Старцева фантазии обо мне, о Василисе Вершининой, а среди рабочих бумаг — зарисовка моего обнаженного тела? Почему он назвал меня головной болью? Почему все так сложно?