Красная Волчица

Томас потянулся за кофейником, но он оказался пуст. От охватившего его раздражения Томас стиснул зубы, едва слышно вздохнул и бросил взгляд на жену, сидевшую за столом напротив него. Анника допивала четвертую кружку заваренного им, Томасом, кофе, опустошив кофейник до того, как он успел налить себе единственную чашку. Анника ничего не заметила, она была погружена в статью какого-то профессора, специалиста по исламу. В статье речь шла о том, кто такие, собственно говоря, иракцы. Волосы она скрутила в запутанный узел на затылке и машинально вертела в руке свисавший на лоб локон, болтавшийся в ее поле зрения. Халат был полурасстегнут, и Томас видел под махровой тканью матово поблескивавшую кожу жены.

Он отвел глаза и встал.

— Не хочешь еще кофе? — спросил он, не скрывая иронии.

— Нет, спасибо.

Она даже не подняла глаз, чтобы посмотреть на него.

«Я для нее просто мебель, — подумал он. — Инструмент, который позволяет ей безбедно жить и писать статьи о чем ей хочется».

Он снова стиснул зубы и наполнил водой маленький кофейник. В Ваксхольме у них всегда был электрический чайник — и у родителей, и у него с Элеонорой, но Анника считала, что им электрический чайник не нужен.

— Это еще один прибор. У нас и так повернуться негде. Кроме того, на газовой плите чайник закипает быстрее.

Она была права, но речь шла не об этом.

Речь шла о том, что ее диктат лишал его законного места в доме. Анника же занимала в нем слишком много места, и чем больше оно становилось, тем больше съеживалось его, Томаса, пространство.

До того события в туннеле он ощущал это неравноправие не так отчетливо. Тогда все происходило постепенно, шаг за шагом, она захватывала его жизненное пространство незаметно для него, дети приезжали домой, и она автоматически становилась главной, оттесняя его на второй план, но и потом, когда она снова вышла на работу, все осталось по-прежнему, она так и продолжала руководить бытом и детьми. Томас превратился в бесправного статиста.

Он внимательно посмотрел на жену, когда в чайнике начала кипеть вода. Резкая, угловатая, с большими мягкими грудями. Уязвимая, хрупкая, но свирепая.

Должно быть, она почувствовала, что он пристально ее рассматривает. Анника подняла глаза от газеты и удивленно посмотрела на мужа.

— Что такое? — спросила она.

Он отвернулся:

— Ничего.

— Ничего так ничего, — сказала она, взяла газету и вышла с кухни.

— Послушай! — крикнул он ей вдогонку. — Звонила мама и пригласила нас на обед. Я согласился. Надеюсь, ты не будешь возражать?

«Почему я об этом спрашиваю? — подумал он. — Почему я должен извиняться за то, что принял приглашение собственных родителей?»

— Что ты сказал?

Она снова появилась на пороге кухни. Газета, которую Анника держала в руке, волочилась по полу.

— Мы приглашены на обед в Ваксхольм, на двенадцать часов.

Она сильно тряхнула головой и возмущенно фыркнула:

— Как ты можешь принимать приглашения, не поговорив предварительно со мной?

Он отвернулся к плите, налил кипяток в кофеварку.

— Ты, как всегда, говорила по мобильному телефону, мне не хотелось тебе мешать.

Его охватило страшное желание так встряхнуть ее, чтобы развязался дурацкий узел на затылке, чтобы клацнули ее зубы, чтобы слетел с плеч халат.

Вместо этого он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Отвечая, он смотрел на кухонную вытяжку.

— Я не думаю, что мои отношения к моим родителям стоят меньше, чем твои отношения с твоими отцом и матерью.

Он услышал, как снова зашуршала газета, когда Анника вышла с кухни.

— Хорошо, — бесстрастно произнесла она из прихожей. — Возьми с собой детей, но я не поеду.

— Нет, ты поедешь, — сказал он, по-прежнему уставившись на вытяжку.

Она вошла на кухню. Он обернулся через плечо и посмотрел на нее. Анника была голая — в одних чулках.

— И что будет, если я не поеду? — спросила она. — Ты ударишь меня палкой по голове и оттаскаешь за волосы?

— Это было бы просто замечательно, — сказал он.

— Я пошла в душ.

Он проводил взглядом ее качающиеся ягодицы.

София намного круглее и соблазнительнее, и кожа у нее розовая. Анника же отдавала в едва заметную зелень, а на солнце ее кожа быстро становилась оливковой.

Она чужачка, подумал Томас. Маленькая зеленая женщина с другой планеты — колючая, бесформенная и неразумная.

Как можно жить с инопланетянкой?

Он попытался прогнать эту мысль и судорожно сглотнул.

Почему, зачем он сам так усложняет себе жизнь?

У него есть выход, но для этого он должен сделать выбор. Он может вернуть себе жизнь, по которой так тосковал, стать обладателем мягкой человечной женщины с розовой кожей, женщины, которая с радостью примет его в своей мансарде.

«Боже мой, — думал он, — что мне делать?»

В тот же миг зазвонил телефон.

Этого еще не хватало, подумал он. Это она. Зачем она звонит? Он же говорил ей, чтобы она не звонила ему домой.

Еще один звонок.

— Ты ответишь?! — крикнула Анника из душа.

Третий звонок.

У Томаса застучало в висках. Он бросился к телефону и снял трубку, пытаясь набрать побольше слюны в пересохшем рту.