Красная волчица

— Нет, Максим.

Максим взял у Сережки шкуру, повесил на гвоздь у окна.

— Пусть маленько подбыгает^[29].

— Братка, как ты ее добыл?

— Да как. В хребте жили сохатые — матка с телком. Ночью на них напала росомаха. Телок с перепугу потерял мать. Росомаха погнала его, целые сутки шла за ним. Телок выбился из сил. Тогда она его и задавила. Возле мяса Кайла и загнал ее на дерево.

— А быка росомаха может задавить, матерого? — спросил Сережка.

— Давит и быков.

— Такая маленькая?

— Зато клыки у нее острые.

Федор Максимович взял шкурку соболя, тряхнул. Темный мех принял воздушную легкость.

— Серега, говорят, ты здесь в учителя подался, — усмехнулся в усы Федор Максимович.

— Обучал женщин, — с достоинством проговорил Сережка. — Мама вон писать научилась.

Нина Павловна убирала со стола посуду.

— Грамотей из меня, — махнула рукой, — одна стыдобушка. Только фамилию и научилась рисовать.

— Вот и неправда, — возмутился Сережка. — Весь алфавит знаешь.

— Буквы-то знаю, да только куда какую ставить, ума не хватает.

— Вот видишь, буквы знаешь, — проговорил Сережка. — А бабушка Домна бойкот объявила. Мы хотели проработать ее на собрании и порицание вынести, да Михаил Викторович запретил.

— Что-что бабушка Домна объявила? — спросил Максим.,

— Бойкот.

— Это что же за зверь такой — бойкот?

— Слушай ты его, — вмешалась в разговор Нина Павловна. — Бабка учиться отказалась, а он ее бойкотом обзывает. Каких только слов не выдумают, срам один. Будто по-человечески уж и говорить нельзя.

— Теперь и мужиков учить будем, — сообщил Сережка.

Нина Павловна с любовью посмотрела на сына.

— Сам-то хоть хорошо учись.

— Я и так стараюсь.

Донеслось ржание.

— Максим, сходи-ка посмотри, не выбежал ли со двора конь, — попросил Федор Максимович.

Максим оделся и вышел в ограду. Стояла морозная тишина. И в ней отчетливо было слышно, как конь жует овес. Вот он фыркнул и тряхнул головой: звякнули удила. «Узду-то надо бы снять», — подумал Максим, но сам не двинулся с места. За огородами, в комнате Дуси мерцал огонек.

Максим вышел на угор и вскоре очутился у дома Прочесовых. Прошелся несколько раз под окнами, словно какая-то сила тянула к огоньку. Максим встал на завалинку и заглянул в окно. За столом у лампы сидела Дуcя и вышивала. Максим осторожно стукнул в стеклину. Дуся подняла голову, отложила рукоделие и стала одеваться.

Вскоре хлопнула дверь, и на улицу вышла Дуся. Приостановилась, увидела Максима и поспешила к нему.

— Здравствуй, Максимушка.

— Здравствуй.

— Я только о тебе подумала и — стук. Как живешь-то?

Они шли по угору.

— Сколько раз собирался к вам на зимовье зайти, но не мог.

— Помнил обо мне? — обрадовалась Дуся.

— Вспоминал.

— А я-то думала…

— Ты, Дуся, не сердись на меня…

— Что выдумываешь. Пришел — и рада. Позовешь, хоть куда пойду с тобой.

Дошли до школы, повернули обратно. Дуся была счастливая, и от этого и у него на душе веселей стало.

— На будущий год пойдем вместе белочить, — предложила Дуся.

— Не боишься в лесу?

— Днем ничего. А вот когда припоздаю, страшно.

Остановились у калитки.

— Завтра придешь? — спросила Дуся.

— А ничего, что увидят тебя со мной?

— Какой же ты дурной. Люди давно уже все забыли.

— А мне все как-то не по себе. Кажется, что за человека не считают. Другой раз в глаза людям боюсь посмотреть.

— Горюшко ты мое горькое. И как тебе охота мучить себя? Я же с тобой. — Дуся обняла Максима и поцеловала. — Приходи завтра. Стукнешь в окно два раза.

— Ладно.

Когда пришел Максим домой, все уже спали. Он, не зажигая света, разделся и лег. И засыпал сегодня Максим счастливым человеком.

Василию не терпелось проехаться на Орленке. Наскоро позавтракав, он вышел из дома. Из конуры вылез Малыш, изогнув спину, потянулся и зевнул. Подошел к Василию.

— Отсыпаешься, — похлопал по спине друга Василий. — Смотри, солнце какое нынче светлое. К весне покатилось. Скоро прилетят утки, лебеди. Оживает наша тайга-матушка.

Под навесом он взял уздечку, седло и пошел во двор. Орленок, увидев его, заржал. Конь поправился, черная шерсть лоснилась. Василий оседлал его, похлопал по шее и вскочил в седло.

— Зажирел ты, паря. Не годится. Надо лишнюю водичку выжать.

Орленок вздыбился, перебрал передними ногами, вынес Василия на улицу и помчался вдоль деревни. Ветер бил ему в лицо, рвал мохнатые уши шапки, а Орленок будто плыл над землей, чуть покачиваясь. Деревня кончилась. Навстречу побежали заснеженные луга со стожками сена, перелески. Вот дорога нырнула в лес, замелькали мимо бронзовые стволы сосен. Потом дорога упала в темный ельник и вдруг вырвалась на реку. Гикнул Василий, ударил под бока Орленка, тот его целиной по склону вынес на яр.

Натянул Василий повод. Орленок поднял голову, остановился, шумно вздохнул и точно врос в землю. В низине виднелись дома деревни Красноярово, засыпанные снегом, над ними поднимались струи дыма. Вон с резными наличниками третий дом от этого края — Боковых. У Василия защемило сердце. Он круто повернул Орленка и огрел его по шее поводом. Орленок вздрогнул, покосился на хозяина и вынес его на дорогу.