Красная зима

Когда считаешь, что ТАМ ничего нет и не будет, – не так страшно. Ясно же, там пустота, и жить надо здесь. А вот когда тебя вдруг примораживает и ты осознаешь, что боги живы…

Что колокол звонил не просто так…

Что пушка стреляла не из-за происков врага…

«Вернусь в Звенигород – прикажу снять обе реликвии и переплавить к едрене вше!»

* * *

В том, что Тимка утянулся вечером на рыбалку, ничего удивительного не было. Мать ему сунула кусок хлеба, натертый чесноком, дала луковку и кусок вяленой рыбы – и рукой махнула.

Иди, сынок.

Рыбаком Тимка был удачливым, и в вершах его перебывало немало крупной рыбы. Считай, семья с нее и жила. Батька-то горькую попивает частенько, а когда пьянка да гулянка – не до работы. Тимка и то уж решил, что как подрастет чуток, так выкинет отца за порог. Ишь ты, мать на поденщине горбатится, лишь бы мелких прокормить, а он только и знает, что пить да гулеванить!

Но пару лет еще подождать придется, сейчас Тимка маловат. Хоть ему и четырнадцать, а все одно со взрослым мужиком ему не сладить и надел свой не поднять.

Сейчас, зимой, конечно, какая рыбалка!

Но вершу установить можно. Тимка так и делал, а чтобы за ним не увязались, ходил вечером. Ночью даже…

Честно говоря, рыбачил он у господского дома. Неподалеку…

Тор Гавриил рыбку ловить любил, а потому у поместья ее часто прикармливали. И рыба там была хорошая, крупная, жирная… только вот вряд ли он с пониманием отнесется к Тимкиным нуждам.

А и плевать!

Маменька и малышня голодать, пока он жив, не будут!

Когда Шарик, взятый с собой за компанию, вдруг заскулил, прижал хвост и потянул Тимку в темноту, паренек послушался сразу. Собака – зверь умный, зазря не сбрешет, значит, чует недоброе. А что сказать не может, так и сам дураком не будь!

Так что Тимка прижался под берег, накрылся беленой холстиной, которую всегда брал с собой на такой именно случай, затащил под нее пса – и отлично все видел.

И как круг рисовали, и как тор Гавриил убил того человека, и сову…

Ой, мамочки, это что ж деется-то?!

И даже слова тора Гавриила: «Без благословения я на трон не сяду…»

И сложно было б не услышать, разорялся означенный тор так, что его в Звенигороде услышать могли. Хорошо еще, жом Пламенный предусмотрительно приказал своим людям заткнуть уши.

А вот Тимка все слышал.

И соображал.

В четырнадцать лет, на деревне, уже не ребенок. Все он отлично понял… о таких делах среди мальчишек страшные сказки ходили, если что!

И о жертвах баяли… Темной богине то служит!

Это что ж!

Ихний князь, значитца, душу запродал, чтобы на трон сесть? И с освобожденцами стакнулся? Ихнее знамя не узнать сложно было…

Кажись, да.

А богиня-то его и не принимает…

Но Тимка честно рассказал только маменьке.

А маменька – куме. Дело-то такое… страшное дело!

Примерно через три дня знала вся деревня. Через неделю – соседние деревни.

А там и по Русине понеслось – не остановишь. Но кто будет слушать сплетни всякого быдла? Доказательств-то нет?!

* * *

В гостиной тор Гавриил лично прошел к столику с напитками, набуровил себе благородного дубовика в стакан – и жахнул полный.

Посмотрел на Пламенного. На сына.

– Будете?

Мишель качнул головой. Переглянулся с Пламенным.

– Papа́, объясните, что случилось?

– А до тебя не дошло? – окрысился Гавриил.

– Нет… подумаешь, птица. Летела – и что?

– Болван. Вот так и понимаешь, что кретина родил…

Мишель сдвинул брови.

– Papа́, хватит ругаться. Скажите ясно, что не так?

– Все не так. Хелла нашу жертву не приняла, – неожиданно спокойно ответил Гавриил. И налил себе еще стакан дубовика.

– И что? Народу плевать, он все одно в Единого верит…

– Народ, е-мое, да кого интересует это быдло?! – на глазах пьянея, расхохотался Гаврюша. – В кого скажем, в того и верить будут! И плевать на них три раза! А вот заживо сгнить не хочется! И тебя, полудурка, хоронить – тоже.

– Э…

– Плоды просвещения, бать их так! И мать-перемать тоже, – выругался Гаврюша. – Не веришь, идиотушка! Нет бы подумать, чего тут этот тип штаны протирает? Его б воля, давно б ты в землице гнил да ромашками снизу вверх любовался!

Жом Пламенный с интересом посмотрел на Гаврюшу. У него бывают проблески сознания? Как интересно и неожиданно!

– То-то и оно, что в отличие от тебя, болванчика паркетного, этот тип кое-что знает! Потому и боится! Потому и бегает сюда! А мог бы обойти условие, так обошел бы… Да жить охота…

– Отец, так что теперь делать? – достали Мишеля пьяные откровения.

– За… и бегать, – разъяснил Гаврюша. – Наследника искать. Или наследницу, кого там этот … и … назначил! А иначе никак…

И упал в кресло, словно тушка.

Третий высосанный стакан дубовика оказался роковым. Гаврюша отключился.

Мишель переглянулся с Пламенным.

– Жом, предлагаю что-нибудь перекусить. И поговорить.

Пламенный кивнул.

М-да, похоже, Гаврюша слился. В уборную… А значит – надо искать ему замену. Его сын как раз подойдет.

Пламенный изо всех сил давил в себе мысль, что Хелле могут не подойти ни Гаврюша, ни его сын. Но… работаем с тем, что имеем.

И почему он не работает в Борхуме? Там такого нет… или просто он чего-то не знает? Может ведь и такое быть…

Тьфу на этих богов!