Красно-коричневый

Блуждая в толпе, натыкаясь на локти и спины, вовлекаясь в моментальные диспуты, злые выкрики, вспышки веселья, он столкнулся с редактором Клокотовым. Тот, подобно Хлопьянову, блуждал в толпе, плыл в ее потоках, кружился в ее воронках и омутах, и вид у него был обомлевший, опьяненный.

– Ты здесь? – схватил он Хлопьянова за локоть. – Ты понимаешь, что это?… Так делается история!.. Мы говорим – народ, историческое творчество!.. Вот он, народ! Вот оно, историческое творчество! И мы – его участники!

– Ты информирован больше меня, – сказал Хлопьянов. – Что происходит в стране? Как реагирует рабочий класс, регионы?

– Конституционный суд выступил против Ельцина, – сообщал Клокотов сосредоточено, стараясь не упустить известные ему факты. – Генпрокурор – трусливый и хитрый кот, но и он не поддержал узурпатора! Регионы присылают телеграммы в поддержку Руцкого и Хасбулатова! Говорят, начинают бастовать рабочие Новосибирска и Кемерова! По некоторым сведениям, в Кремле паника! Во Внуково подготовлен самолет президента, на котором тот улетит за границу! Это и есть историческое творчество! – снова возбудился Клокотов. – Это нужно пережить и увидеть! Мы готовим газету, целиком посвященную перевороту! Печатаем фотографию Ельцина, вниз головой, как Муссолини!

Он отпустил Хлопьянова, словно оттолкнулся от него. Его подхватило, понесло потоком, вовлекая в длинную дугу, по которой текла толпа.

Хлопьянов увидел отца Владимира. В фиолетовой рясе, с золотыми оплечьями, с тяжелой, металлически-негнущейся лентой, он держал перед собой образ Спасителя. Люди подходили, целовали икону. Отец Владимир крестил их, повторяя:

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!..

Хлопьянову вдруг захотелось наклониться, прижаться губами к иконе, к нарисованному на ней полотенцу с цветами, к смугло-золотистому лику. Но он не решился. Поклонился отцу Владимиру:

– Здравствуйте, Отче!..

– Вы тоже здесь?… Все лучшие – здесь! – сказал священник, шире и радостней раскрыв голубые глаза. – Сам Христос здесь! С сирыми, нагими, гонимыми за правду, нестяжателями. А кто там, на другой стороне?., гордецы, мздоимцы, клятвопреступники, фарисеи, обидчики слабых… С кем же Христос?… Сегодня вечером у меня служба, и я произнесу проповедь против Ельцина!.. Вот только зачем они с красными флагами? – он недовольно посмотрел туда, где под кумачами продолжал размахивать руками Трибун. – Сюда надо с образами и хоругвями, и сила будет неодолимая! А они опять со своими идолами, могут все испортить!..

К отцу Владимиру приблизилась женщина болезненного вида, в несвежем платье:

– Батюшка, благословите…

Она страстно, жадно целовала икону. Отец Владимир крестил ее, повторяя:

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа…

Хлопьянов отошел, и его повлекло сквозь диспуты, возмущенные возгласы, песни, звуки гармоней, к Горбатому мостику, где переливались в солнце граненые фонари и несколько крепких парней, дружно вцепившись, тащили деревянную балку, покрикивая: «Расступись!» – туда, где уже громоздились ящики, бочки, гнутая арматура, мусорные контейнеры. Возводилась баррикада.

В кабинете у Ачалова открылось совещание. Перед этим Красный генерал представил Хлопьянова Ачалову, и тот, тяжелый, мясистый, с медным лицом, те рассеянно посмотрел на Хлопьянова своими синими, чуть навыкате, глазами. Сказал генералу, показывая куда-то вниз, сквозь этажи, где находились кабинеты Руцкого и Хасбулатова:

– Они, мать их так-то, думают, что если сделают министром Ачалова, то он им десантную дивизию вокруг Дома Советов поставит!.. А я им говорю: «Вы бы приняли закон по армии, да с этим законом – в гарнизоны! Тогда бы и дивизии были!» – и гневный, встревоженный, кипящий, как медный самовар, вошел в кабинет и воссел во главе огромного овального стола.

За столом, куда присел и Хлопьянов, уже находились, – рядом с Красным генералом Белый генерал, худой, бледный, с гуляющими желваками, холодными, подозревающими всех глазами. Дальше – Офицер, с колючими усиками, нервный, подвижный, колотивший по столу костяшками пальцев. Несколько полковников в поношенной и поблекшей форме отставников, серьезные, с преданными лицами, готовые исполнить приказ. Особняком, поодаль от остальных, ладный, молодой, с зеленоватыми глазами человек показался Хлопьянову знакомым, и он узнал в нем командира ОМОНа, наводившего ужас на прибалтийских сепаратистов. Командир скрывался все эти годы и теперь объявился за людным столом Ачалова.

– Товарищи офицеры и генералы, цель совещания – определиться с военно-политической обстановкой и уяснить, в какой степени мы можем рассчитывать на наши собственные военные формирования и на те армейские части, в которых мы работали и где есть результат. – Ачалов высоко дышал тучной грудью, восседал за столом среди батареи разноцветных телефонов, каждый из которых молчал и казался маленьким надгробным памятником. – Я хотел бы выслушать каждого и понять, каким потенциалом мы располагаем уже сейчас, что будет вечером, что будет завтра, и в какой степени я могу на вас рассчитывать…