— Это ещё только начало — сейчас они камешек делить начнут между городом и сеньором…
Тут уж рассмеялся даже Брат Бонифаций… Но Алекс показал подбородком на повозку:
— А она? Что с ней?
— Ты же слышал — она с Руси. Только имя какое то не такое. Наверняка уже здесь перекрестили. Значит, землячка. А помочь земляку — святое дело.
— Это я понимаю. Тут другое — ты пообещал взять её в жёны перед городом, а значит, что по прибытии в Ла-Рошель тебя обвенчают. Ибо мы обязаны показать судье в Пуатье, что таинство было свершено, иначе нас обвинят в ереси и пособничестве ведьме.
Слав посерьёзнел — как то в порыве благородства он об этом не подумал. Потом отчаянно махнул рукой:
— Ладно. Согласен…
А чего бояться? Брак по обычаям Распятого в Державе уж точно не признают. Так что… Но вообще надо помочь девчонке — всё-таки, хоть и седьмая вода на киселе, а своя… Спрыгнул с коня, зацепил поводья за крюк, вделанный в доски повозки, сам забрался внутрь и оттуда махнул рукой, мол, поехали. Тамплиер пожал плечами — сам решил, тебе и разгребать… Слав осторожно откинул лохмотья с ног девушки — мать моя… Похоже, испанские сапоги или тиски… А здесь — точно калёное железо. Скоты! Звери! Едва не зарычал от бешенства, но сдержался. Полез в свои сундучки, достал мази, стал обрабатывать. Очень осторожно, бережно. Смывал грязь, накладывал чистые тряпицы с лекарствами, забинтовывал. Закончив, хотел перейти выше, но вдруг наткнулся на настороженный взгляд зелёных глаз. Молча протянул руку, сдёрнул с тюка плащ, прикрыл её ноги, потом взял левую руку, снова прошипел нечто неразборчивое — хуже дикого зверя эти франки и слуги Распятого… Опять началась кропотливая работа: промывание, наложение тряпиц с лекарствами. Девушка охнула, когда телега качнулась — уж спина то точно исполосована… А он её, естественно, прямо на раны уложил…Вот балда!
— Эй, перевернись на живот, надо твою спину в порядок привести.
— Ты — русич?
Чуть не треснул себя по лбу — машинально, забывшись, обратился к ней на родной речи, как то расслабился, узнав, что она с Руси… Отрицательно мотнул головой, и увидев, что та сжалась, уже не таясь, пояснил:
— Слав я. Одного корня мы люди.
— Слав? Не слыхала…
— Свой я. Не бойся. Сейчас тебя подлечим, а потом к нашим отвезём. Кстати, почему тебя Франциской назвали?
— Ладога я. Это их поп меня так окрестил.
— Понятно. Ладно, Ладога. Всё плохое для тебя закончилось…
…Когда он закончил обрабатывать исполосованную плетьми спину, на которой не было живого места, и прикрыл её вторым плащом, она повернула к нему голову и спросила:
— А ты действительно на мне женишься?
— По их обычаю? Да.
— И ладно.
Опустила свою головку на скрещённые перед собой руки и вдруг мгновенно уснула. А Дар прислонился к стенке повозки, глядя на укрытое алыми плащами девичье тело, на котором не было живого места от пыток и избиений, и задумался…
Глава 14