Красноармейцы

Там, в полку, оставались еще товарищи наши, кончившие полковую школу и дослуживающие второй год младшими командирами. По-братски целовались мы с Симоновым, Цыганковым, Сасаровым, друзьями, с которыми вместе шагали по путям армейского года. А потом прощались друг с другом. Уезжали в совхозы для большой и сложной работы Гостинницев и Реголов; на работу в уезд уезжал Ваня Фуражкин. Опять на прокурорский пост отправлялся наш любимый Капернаут, милый и хороший, товарищ, с которым так сроднились мы за этот год. В Москве оставался я, Федька Чернов, Степа Кироков и многие другие.

Обменялись мы адресами, обещали писать. И крепко жали напоследок друг другу руки. Этот год сильно спаял нас, и потому грустно было разлетаться во все стороны.

Последнее напутственное слово сказал командир полка. В последний раз Ваня Фуражкин отвечал от нашего имени. Мы обещали не терять связи с полком, всегда помнить, что мы являемся и в запасе его бойцами, его воспитанниками.

Открылись широкие железные ворота. Еще раз мелькнуло лицо первого командира нашего, Утина… Он махал нам шлемом — такой же, как тогда, год назад, маленький, с огромном наганом у пояса.

Шумной гурьбой высыпали мы на улицу с сундучками. С этого момента перестали мы быть военными и становились вольными гражданами. Каждого из нас ждала своя привычная, большая и сложная работа. Каждый из нас, выходя в этот вечер из казарменных ворот, думал о таком большом-большом прожитом армейском годе. Каждый вспоминал о нем с теплым чувством… И то, что было в прошедших днях плохого и тяжелого, бледнело перед тем хорошим и нужным, чем были наполнены наши дни на путях прошедших армейских месяцев.

На Серпуховской площади мы последний раз пожали друг другу руки и разошлись.

Весь город был залит огнями. Толпы народа на улицах. Московский пролетариат справлял великий праздник десятой годовщины Октябрьской революции.