Красное и белое, или Люсьен Левен

– Принимая во внимание мой возраст и возраст вашей матери, остановим наш выбор на Париже. Если бы я был волшебником Мерлином и если бы вам достаточно было вымолвить одно лишь слово, чтобы устроить материальную сторону своей жизни, чего просили бы вы у меня? Хотели бы вы служить в моей конторе или быть чиновником личной канцелярии министра, который вскоре будет иметь большое влияние на судьбы Франции, словом, господина де Веза? Завтра он может быть назначен министром внутренних дел.

– Господин де Вез? Пэр Франции, обладающий таким административным талантом, этот великий труженик?

– Он самый, – подтвердил господин Левен, смеясь и удивляясь столько же возвышенности стремлений, сколько глупости своего сына.

– Я не так уж люблю деньги, чтобы поступить на службу в контору, – ответил Люсьен. – Я слишком мало думаю о металле, я никогда остро и подолгу не чувствовал его отсутствия. Мне несвойствен вечный страх перед нуждой, который помог бы мне преодолевать отвращение ко многому на свете. Боюсь, как бы мне вторично не пришлось проявить недостаток твердости, если я остановлю свой выбор на конторе.

– А если после моей смерти вы окажетесь бедняком?

– Сравнительно с тем, что я тратил в Нанси, сейчас я богат; почему бы этому не длиться еще долго?

– Потому что шестьдесят пять лет не двадцать четыре года…

– Но эта разница… – Голос Люсьена стал глуше.

– Не надо фраз! Призываю вас, сударь, успокойтесь. Политика и чувство равно удаляют от насущных вопросов дня; речь идет о вас, и на этот вопрос мы ищем ответа.

Он будет богом иль чурбаном?[62]

Контора вам не по вкусу, и вы предпочитаете личную канцелярию графа де Веза?

– Да, отец.

– Но тут возникают большие трудности: сумеете ли вы быть в достаточной мере плутом, чтобы занимать такую должность?

Люсьен вздрогнул; отец взглянул на него с тем же веселым и в то же время серьезным видом. После некоторой паузы господин Левен продолжал:

– Да, господин корнет, сумеете ли вы быть в достаточной мере плутом? Захотите ли вы стать обличителем зла в качестве молодого республиканца, стремящегося переделать французов, чтобы создать из них ангелов? That is the question[63], и на этот вопрос вы ответите мне сегодня вечером, после оперы, ибо (это секрет!) почему бы в данный момент не случиться министерскому кризису? Разве министерство финансов и военное министерство не перессорились между собою уже двадцать раз? Я замешан в их распрю; сегодня и завтра я еще могу, а послезавтра уже не буду в состоянии пристроить вас блестящим образом. Не скрою от вас, что матери будут видеть в вас желанного жениха для своих дочерей; словом, вам обеспечено, как говорят дураки, почетнейшее положение, но будете ли вы в достаточной мере плутом, чтобы с честью занимать его? Подумайте, в какой мере вы чувствуете себя способным быть плутом, то есть быть помощником в небольшом плутовстве? Ибо за последние четыре года никто уже не помышляет о кровопролитии…

– Так же, как и о присвоении денег, – перебил его Люсьен.

– Бедного народа, – в свою очередь перебил его с сострадательным видом господин Левен, – или об использовании их несколько иным образом, нежели использовал бы их он сам, – прибавил он тем же тоном. – Но народ туповат, а его представители глуповаты и притом крупно заинтересованы…

– Кем же вы хотели бы, чтобы я был? – простодушно спросил Люсьен.

– Плутом, – ответил отец, – то есть политическим деятелем типа Мартиньяка[64], я не скажу – Талейрана. В ваши годы и в ваших газетах это называется быть плутом. Через десять лет вы узнаете, что Кольбер, Сюлли, кардинал де Ришелье – словом, любой политический деятель, то есть человек, управляющий людьми, поднимался по меньшей мере на ту первую ступень плутовства, на которой я хочу вас видеть. Не следуйте примеру N., который, будучи назначен генеральным секретарем полиции, через две недели подал в отставку, потому что его должность показалась ему слишком гнусной; правда, в то время жандармы, которым было поручено конвоировать Фротте[65] из дому до тюрьмы, застрелили его, причем еще не тронувшись с места, – жандармы знали, что он попытается бежать и что они будут вынуждены убить его.

– Черт возьми! – вырвалось у Люсьена.

– Да. Префект С., этот славный человек, префект Труа и мой приятель, которого вы, быть может, помните, седой мужчина пяти футов шести дюймов росту, в Планси…

– Да, отлично помню. Моя мать предоставляла ему в замке прекрасную угловую комнату со стенами, обитыми красным шелком.

– Совершенно верно. Так вот, он потерял свою префектуру на севере, в Кане или где-то там поблизости, потому что не пожелал быть в должной мере плутом, и я весьма одобрил его; дело Фротте довел до конца другой. Ах, черт возьми, мой юный друг, как говорят благородные отцы, вы удивлены?

– Удивился бы и меньшему, как часто отвечает первый любовник, – промолвил Люсьен. – Я считал, что только иезуиты да Реставрация…