КРАСНОЕ И КОРИЧНЕВОЕ. Книга о советском нацизме

Поэма отражает мучительные искания "правды" и Бога самим поэтом. Отражает она, в част-ности, и отрицательное отношение Бялика к революционному движению. Вслед за Достоевским Бялик видел в революции "бесовское", "сатанинское" дело и участие в ней еврейской молодежи считал трагической ошибкой. Такова, впрочем, была позиция всех идеологов сионизма. Они призывали евреев приложить все усилия к решению своей национальной задачи: создания своего государства в Палестине. Активное участие в политической жизни стран рассеяния они считали недопустимой тратой сил на чужие дела.

Как же понять исследователя, который называет "Песню Грозного" "призывом автора, обращенным к единоплеменникам и единоверцам", тогда как на самом деле это то, против чего выступал поэт?

95

Воспитание, полученное Бяликом в ешиботе, оказывается, было не таким уж страшным. Что же касается облика поэта, которого Жаботинский изобразил "несколькими четкими штрихами", то не все штрихи пришлись по вкусу Бегуну. Вот полная цитата из предисловия В. Жаботинского:

"Еще недавно молодая идеология еврейского интеллигента отводила еврейскому народу роль вспомогательного средства для чужих преуспеяний; даже погромная кровь рассматривалась по чьему-то нашумевшему выражению как «смазочное масло для колес прогресса». Бялик отказывается от служения кому и чему бы то ни было на свете. Для него еврейский народ не только самоцель, но и больше того: над свежими могилами братьев, прямо в лицо всем, пляшущим "на празднике чужом" (то есть в лицо евреям, равнодушным к судьбам своего народа — этот смысл непонятен из урезанной цитаты, приводимой В. Бегуном. — С. Р.) он провозглашает, что благо родного племени есть для него единственное оправдание мира, единственный смысл бытия и вселенной и вне этого блага все для него ложь: и прогресс, которым мы лишь одни не воспользуемся, и "солнце правды", которого мы лишь одни не увидим. Ибо освобождение мира есть ложь и гадкая насмешка, если мы должны быть раздавлены под колесами чужого счастья; и величайший праздник будущего, о котором грезят лучшие борцы человечества, будет тогда в глазах поэта наглым пиром на нашем кладбище".12

Итак, по словам Жаботинского, Бялик протестовал против такого всеобщего счастья, в жер-тву которым приносится его народ. Для Бялика, по словам Жаботинского, такое "солнце правды" есть ложь, есть тот самый Аваддон, в который поэт низверг юношей, соблазненных песней Сатаны. (Опять приходит на ум параллель с Достоевским, считавшим, что даже одна слезинка невинного ребенка не искупается будущим "всеобщим счастьем").

Остается заметить, что в ранг классика Нахмана Бялика возвели не только сионисты, не только они пропагандируют его произведения. В противном случае следовало бы записать в сионисты А. М. Горького, который называл Бялика "почти гениальным" и, задумывая в 1916 году серию "Жизнь замечательных людей", обратился к нему с предложением написать книгу

96

об основателе иудаизма Моисее.13 В сионисты попал бы и Иван Бунин, переводивший стихи Бялика на русский язык, а также Александр Твардовский и другие редакторы советского девятитомного "Собрания сочинений" Бунина, куда включен один из этих переводов.14

Однако самое поразительное то, что приведенные два примера — это почти все, что в книге В. Бегуна имеет хоть какое-то отношение к сионизму. Между тем, в книге 175 страниц, и ее отнюдь не назовешь переливанием из пустого в порожнее. Посмотрим же, чем наполнены эти страницы.

Иудаизм

"Связь с иудаизмом" Бегун объявил "самой существенной особенностью сионизма" (стр. 31), что и позволило ему незаметно перевести стрелку и обрушить свои разоблачения на иудейскую религию.

Сказанное, собственно, видно из всего вышеизложенного: ведь самое бесчеловечное, что якобы проповедуют Бялик, Жаботинский, Ахад Гаам, вытекает, по Бегуну, из иудаизма. Вот как он развил эту тему.

"Сионисты руководствуются иудейской моралью, имея ввиду такое правило: "Чего нельзя другим по отношению ко мне, то можно мне по отношению к другим", говорится в книге (стр. 48), хотя такого правила в иудаизме нет; напротив, суть иудейской морали сводится к широко известному положению, сформулиро-ванному рабби Гиллелем почти две тысячи лет назад: "Не делай другому, чего себе не желаешь".

По поводу притчи Соломона о горящих углях В. Бегун иронически заметил: