Красное каление. Том второй. Может крылья сложишь

   … – Ну што, Григорий, окропим нынче этот молодой снежок? Винцом…  молодым да красненьким?.. Не соврали колпаковские … А-га-а… Вот они, голубчики, рядком стоять. Под парами стоять, небось драпать собрались… Ну и… спасибо тебе, Сидорин за такой подарочек!.. Вот што, Григорий, – Думенко деловито оторвал глаза от окуляров бинокля и, продолжая настороженно всматриваться в белую низину, раскинувшуюся у подножия только что взятой высотки и упиравшуюся вдалеке в железнодорожную станцию с едва различимым в сыпящемся с неба мелком снежном мареве зданием вокзала, – скачи-ка ты  немедленно к партизанам. Пускай они… Надо им взять вот этот хуторок…, -он на весу развернул карту-пятиверстку, – Жирно-Яновку. Там на станции, во-от она, Нор-кинская, -он ткнул карандашом в точку на карте, –  надо немедленно взорвать пути!.. Иначе сбегут наши бронепоезда! Запомнил, кузнец?  Пулей лети!

И, когда Григорий был уже в седле, едва сдерживая застоявшегося на морозе заиндевевшего Воронка, крикнул вдогонку:

-Скажи комбригу партизанской  чтобы скрытно шли! Без шума! Иначе упустим! Они под парами!

          Сквозь свист ветра в ушах вдруг явственно услыхал Гришка звонкий веер пуль над самой головой. Холодок прокатился по спине. «Эх! пулеметчик гонится!.. Хос-с-поди, помилуй!» – и тесно пригибался к секущей лицо мокрой конской гриве все ниже. Нырнул под насыпь, пули звенькнули пару раз об рельсы и отстали.

И, когда уже завиднелись в снежной круговерти отведенные в арьергард передки артбатареи партизанской бригады, вдруг позади рванул шальной трехдюймовый снаряд, явно перелетевший боевые порядки бригады. Горячая волна ласково лизнула Гришкину шею и спину, вдавив в коня и гулко шарахнув по ушным перепонкам. Воронок вдруг встал, как вкопанный, закинул к небу мокрую голову, мелко задрожав, попятился назад, осаживаясь и широко расставив задние чулкастые свои ноги. Гришка едва успел соскочить с седла.

Лиловый округлившийся глаз Воронка щедро наполнился бирюзовой, как донская вода, крупной прозрачной слезой. Из развороченного живота медленно выходили блестящие и едко дымящиеся на морозе кишки. Ручейки крови лениво потянулись из-под его брюха, растопляя грязный снег.  Он все силился приподнять голову, но тут же с влажным хрипом безвольно ронял ее навзничь.

С минуту Гришка, отупело присев на корточки и прикрыв лицо растопыренной ладонью, бесслезно и беззвучно рыдал. Сердце стучало, как вагонные пары, рвалось из груди. Наконец, он поднял голову, осмотрелся, сделал несколько шагов назад, почти к самой дымящейся воронке, поднял заснеженную свою папаху и  снова бросился к Воронку. Навалившись на его мокрую шею, крепко обнял, щекой на миг прижался к теплому подрагивающему телу друга. Поцеловал в лоб пониже мокрой вороной челки. Достал револьвер, отвернулся и, закрыв папахой лицо, выстрелил коню в ухо. Вынул кинжал, ловко перехватил мокрую подпругу. Схватил пригоршнь снега и бросил себе в рот.

Придерживая левой рукой эфес шашки, подхватив седло, быстро побежал, до хруста  сцепив  зубы, не оглядываясь и больше не пригибаясь.

                После того, как на виду у бронепоездов и пластунов  Второй сводный корпус вместе с блиновцами в лобовой яростной атаке иссек и рассеял кавалерию белого Донского корпуса, Горская и Донская бригады думенковцев, а так же 21-я и 23-я пехотные дивизии, с ходу развернувшись в боевые порядки у персияновских высот, атаковали их и, несмотря на шквальный пулеметный огонь и тройной вал проволочных заграждений,  смели оборону донских пластунов. Узнав, что железнодорожные пути на Новочеркасск  уничтожены, а высота 403 уже за красными, пластунская бригада Донской армии на станции взорвала оба бронепоезда, а так же три новеньких английских танка и, бросив всю свою артиллерию, стала в панике откатываться на юг вдоль путей, на город, но была умело  теми же партизанами  перенаправлена влево, в сторону станицы Кривянская, открывая красным прямую дорогу на уже никем не прикрытый город Новочеркасск.

Едва переведя дух в Хотунке, едва напоивши чуть обсохнувших лошадей и приведя в порядок сбрую и амуницию, наскоро пополнив боезапас, обе бригады думенковцев получили приказ комсвокора: «Вперед, на Новочеркасск!»

Через их головы с ласковым  шелестом летели тысячи снарядов всей артиллерии корпуса, вселяя веру в скорую победу и огненным валом подгоняя из города так и не успевшего опомниться противника.

Ибо у него были хорошие, толковые генералы, а так же храбрые и готовые принести себя в жертву за спасение Родины младшие офицеры, тысячи и тысячи солдат, однажды давших присягу и не изменивших ей, но между ними уже давно и гибельно зияла, как глубокая рваная рана, глухая, бездонная, непреодолимая  пропасть!

И после хаотичного отхода с Персияновских позиций, части Донского корпуса не смогли закрепиться в городе и сдали его без серьезного сопротивления, отступая двумя колоннами в направлении Ростова и Багаевской.

Думенковцы  в расположении частей белых обнаружили еще пять исправных танков, десяток тракторов, множество легковых и грузовых автомобилей, горы боеприпасов и более ста орудий.