53
Алина низвергнута. – Зачем сказал? – Чужесть и близость. – Приди ко мне!
Она чувствовала себя совсем ребёнком: навалилось горе вдруг такое большое и безпощадное, что детских рук не хватает – поднять его, из-под него выбраться. Она так хотела хорошего! – славненькой, светленькой, ровной, уютной жизни, – а горе свалилось и всё передавило.
И особенно – эта сторона, о которой хотелось бы никогда ни с кем даже не говорить, – стыдно, низменно и не нужно, – и вот так безжалостно оно вламывалось теперь. Не давая оставаться в высшей сфере жизни.
Слёзы лились мягко и много.
А –
Но она была низвержена. Она перестала быть Несравненной! Она перестала быть Единственной!
Лились слезы по ушедшей милой жизни, которая уже теперь никак не могла восстановиться прежняя. Даже утреннего сегодняшнего – такого сдержанного, скромного кусочка счастья – уже нельзя вернуть.
С чего день начался – и чем кончился! Да уже вчера было всё разгромлено, но Алина не догадалась. Она так старалась сегодня с утра стать весёленькой, простить его, уже разбитую чашку стянуть ниточками – и пить из неё праздничный напиток. Всю жизнь она хлопотала, устраивала любовь – и сегодня так же. Как крылышками рвалась она к озеру, в лес…
Но откуда это в нём нашлось? Ведь у него так атрофированы чувства, разве в нём есть способность Большой любви?
Слезы лились – и снаружи плакало небо. Безутешно плакало, хлестало по окнам.
Она перестала быть – Жемчужинкой! Она перестала быть – Полевой Росиночкой!
И это неизбежно увидят и поймут другие, разве это можно скрыть?! На его измене откроется всем, что она – уже не «лучшая из лучших жён».
Он даже не понимает – чтó он разрушил! Как он ещё пожалеет! Как он не найдёт замены прежнему!
Вера – уже конечно знает, Жорж солгал! Вера конечно видела что-нибудь или отлично догадалась, этого нельзя не заметить.
И поползёт по Петербургу, перекинется в Москву, дойдёт и до мамы собственной, до борисоглебских, – эт-того нельзя перенести! Оказаться
И что же
Тогда самой остаётся только – уйти?
Из жизни уйти?..
О, как тогда нестерпимо, щемяще станет ему! Это можно представить со справедливым чувством! Вот когда он раскается, пожалеет!
Он – не ценил то, что у него было!
Нет, хорошо, что сказал: это и значит, что впервые. Другие мужья легко и просто изменяют, а он – никогда, за столько лет – никогда.
Всё-таки, Жемчужинка – не рядовая!
Но если – уже ничего нельзя спасти? Если он – потерян навсегда?
Через полкомнаты он лежал на своей кровати, не шевелясь, ни разу тяжко не вздохнув, как эти сутки. (По
Стал таким чужим – и таким вдруг близким, как никогда ещё не был. Ближайшего часа, вот этой ночи она не могла пережить без него, она умерла бы!
Лежал так близко, а не выказывал никакого движения – перелечь к ней, погладить, спросить – чем помочь.
Ранил насмерть – и не шёл помочь.
Лежал так близко – а уже не свой. Совсем рядом – а позвать было нельзя.
Она вздрагивала крупными вздрогами.
Никогда подобно не растерзывало её. Эта смесь недоступности и близости, оттолкнутости и притяжения, утерянности и ещё полной возможности вернуть! – эта смесь в темноте как будто начинала светиться багрово, проступала калёным излучением через комнату – жгла грудь и выжгла всякие мысли другие, а только вытягивало – стон! Сто-о-о-он!!!