Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 2

– Ваше Императорское Величество! Я должен вам признаться: по науке, Его Императорское Высочество не должен дожить и до 16 лет.

Холодными клещами схватило государево сердце. Приговор был – без уклона и без пощады.

Как? Значит, все эти долгие бережения, надежды, 13 лет вытягивания наследника к престолу, – и всё было в пустоту?

– Но медицина может ошибаться!

– Конечно может, Ваше Величество. И пошли Бог. Доживают и до более высокого возраста, но предостерегаясь от самых незначительных случайностей. Однако: излечение наследника было бы чудом. Продлить его жизнь можно только крайней предосторожностью.

Но если несчастному мальчику осталось жить так мало – то: зачем переносить ему эту горечь короны? И чтобы вот так же от него потом отступились?..

Слова Фёдорова во всяком случае подтверждали государево решение: хотя и наследуя корону, мальчик должен остаться при родителях. Тем более, что их замысел может как раз и состоять в том, чтобы оторвать Алексея от матери. Но на это не согласятся ни мать, ни отец! И диагноз Фёдорова как раз и давал право не отпускать мальчика от себя.

Но когда он высказал Фёдорову это решение – тот изумился:

– Неужели, Ваше Величество, вы полагаете, что Алексея Николаевича оставят подле вас и после отречения?

– А отчего же нет? Он – ребёнок, и пока не станет взрослым… Пока регентом будет Михаил Александрович…

– Нет, Ваше Величество. Это никогда не будет возможно. И надеяться вам на это совершенно нельзя.

– Но именно при таком состоянии здоровья – как же я могу его отпустить? Раз так – вот я и буду иметь право оставить его при себе!

И врач должен был объяснять монарху!

– Монархические соображения как раз и не допустят этого. Чтобы на волю наследника не было влияний… Скорей согласятся поместить его в семье регента…

В незаконной семье? У авантюристки Брасовой? Аликс никогда этого не допустит!

– Но родителям нигде не воспрещают заботиться о детях!

– А как вы предполагаете, Ваше Величество, где вы сами будете жить?

– Ну, например в Крыму.

– Я – не уверен, что вам разрешат остаться жить в России.

– Как? Даже в качестве простого обывателя? Неужели я буду интриговать? Буду жить около Алексея – и его воспитывать!

Совсем удивительно! В этом-то Государь никак не сомневался!

– А если и в России не разрешат – то тем более, как же можно расстаться с сыном? Тем более: если он не может быть полезен для отечества – мы имеем право оставить его у себя!

Расстаться с сыном – было ещё куда тяжелей, чем отказаться от власти. Расстаться с Алексеем – это свыше сил! Этого – никто не может требовать от отца! И как же можно отдать его игрушкой в руки этих безнравственных политиков? Какими извращёнными понятиями они будут его напитывать! Как можно отдать не только его, но его душу!

Да ведь и в телеграмме как написано: с тем, чтобы остался при нас до совершеннолетия. А иначе – и недействительно!

Государь вернулся с прогулки обезкураженный. Он никак не предвидел такого оборота. Он совсем теперь не понимал, что делать.

Ещё и так подумать: заберут Алексея – и его именем будут проводить свою гнусную всю политику?

Противно.

Совсем не отдавать им трона?

Тогда уж лучше не отдавать!

Снова пришёл Воейков от свиты, очень твёрд: все настаивают – забрать у Рузского телеграмму!

А что, и правда, она теперь потеряла смысл. Её нельзя осуществлять. Её надо забрать.

Согласился Государь: пойдите и заберите.

Но Воейкову – нельзя, уже ругались с Рузским, и ещё поругаются.

Тогда пойдёт граф Нарышкин.

И что же теперь оставалось делать с троном?

Если не Алексею – тогда брату Михаилу?..

Конечно, Миша к нему совсем не готов. Но ведь если регентом – не то ли самое?

Да три дня назад по телеграфу брался же он давать государственные советы.

Нарышкин сходил – и вернулся ни с чем: Рузский – не отдал и свитскому генералу. Ответил, что даст личные объяснения Государю.

Но вот – не шёл никак объяснять.

И вся власть Государя вдруг оказалась пресеченной: он и не мог заставить!

Ну да всё равно, та телеграмма уже теперь не имела значения. При депутатах можно будет изменить.

А они всё не ехали.

Пришёл из Петрограда пассажирский поезд, но не их. Свитские говорили: ужасный вид. На шинелях даже офицеров и юнкеров нацеплены красные банты. И все без оружия. В Петрограде – офицеров избивают, оружие отнимают.

338

Поднимать революцию не в Швейцарии, а в Швеции! – В Петербурге? Неясные новости. – Ленин в русской читальне. – На Цюрихберге.

Много, много было расстройств за эту зиму. То – слух, что Швейцария на днях втянется в войну, жутковато, и быстрые расчёты: самим остаться в полосе немецкой оккупации, а Инесса пусть едет в Женеву, её там захватит Франция – и так мы улучшим связь с Россией. То отлегло: не будет войны. То Надя болела – бронхит, жар, бегал за врачом, и в библиотеку не попадёшь.