Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 4

Когда Корнилов в сопровождении нескольких офицеров вышел на площадь и по косой пошёл к батальону – тот весь уже был выстроен, лицом к Главному Штабу, и так же повёрнуты все знамёна и плакаты, так что на ходу имел генерал удовольствие и прочесть некоторые: «Готовьте снаряды!», «Война до полной победы!», «Не забывайте своих братьев в окопах!». Что ж, надписи хороши, ни одной дерзкой, кроме «Да здравствует Совет рабочих депутатов», – но есть и в честь правительства.

И эти надписи подбодрили Корнилова. Да не могло измениться русское солдатское сердце! Они – не от зла так распустились, а – от растерянности: военный министр мямлит в приказах, одни офицеры разбежались, другие заискивают, – а солдаты, волынцы и всякие другие, безхитростно бы готовы отдать свой долг родине, – откуда бы в них другое?

И Корнилов всё чётче и бодрей подходил к батальонному строю.

Не слишком полным подтверждением заметил, что офицеров – мало. А к нему навстречу спешил с рапортом… прапорщик. И доложил, что он – командир батальона.

Позавчера ещё не он был. Где же их полковники? капитаны?

– Слу-ушай! На-краул!

Подхватили винтовки на караул.

Командующий пошёл вдоль фронта и повелительным хриплым голосом здоровался. Рявкали в ответ – дружно, совсем неплохо.

– Да, – вспомнил Корнилов. – Где тут у вас такой Кирпичников?

– Уже прошли, господин генерал. В учебной команде.

– Ну, покажете во время марша.

Стал Корнилов посередине против строя, достаточно отдалённо, чтобы видели все, и выкрикивал речь. Отчасти по обязанности, отчасти искренно.

– Спасибо, братцы, за то, что вы пришли сюда. – (Без вызова.) – Вашей кровью запечатлелся новый порядок. – (Впрочем, кажется, у них потерь и не было.) – Славные петроградские войска сыграли огромную роль в добывании свободы. У вас – молодецкий вид, образцовая дисциплина. – (Ой-ой.) – С такими солдатами, как вы, никакой враг нам не страшен. Помните, братцы, что дав России свободу, мы не должны забывать о наших братьях в далёких окопах. – (Кто-то же из них написал, значит – помнят.) – Наш долг – дать им помощь людьми. Снарядами. И продовольствием. Спасибо вам за вашу преданность новому правительству. Верьте своим офицерам, они – не враги свободы, но желают родине только счастья.

Корнилов – не был никакой оратор и уже не знал, что б ещё сказать, всё обсказано.

– Да здравствуют ваши начальники! Да здравствует славный Волынский полк!

Последнее – особенно пришлось по душе, – и прогремело «ура» мощное. Подхватила кричать и публика, тем временем набравшаяся на площадь вслед за батальоном.

И на правом фланге батальонный оркестр заиграл эту пакостную ихнюю марсельезу. И так почему-то замедленно играл – получалось вроде похоронного марша.

Корнилов сделал знак командиру батальона, тот – оркестру, оркестр выходил против строя.

Волынцы перестраивались поротно в походную колонну.

Тем временем командир батальона указал Корнилову унтера Кирпичникова в первой шеренге. Невысокий, поджарый, губастый, простой, выправка отличная, – в чём-то он показался Корнилову похожим на него самого.

А не награждать бы его, а – розгами высечь.

Отлично загремел церемониальный марш – и, заворачивая правым плечом, роты равнялись и затем печатали снег перед Командующим.

На снисходительный глаз – даже и ничего. Если б ещё подструнить их с недельку.

Но – радостно шли, с открытой душой.

Наши солдаты! Не может быть, чтоб уже ничему не помочь.

Командующий отрывисто благодарил, каждую роту отдельно.

Отвечали – весело.

И с каждой прошедшей, ушедшей, пропечатанной ротой веселье как будто ещё нарастало.

Оно передалось толпе, толпа – хлынула вослед за последней ротой и оркестром – подхватила Корнилова на руки – как две недели назад никто б не осмелился с генералом, и в голову бы не пришло. И – ввысоке понесли его в штаб.

Все кричали, ликовали, доигрывал оркестр.

Корнилов нёсся в неудобном возвышенном положении над толпой и думал: вот так бы и от пулемётных полков отделаться, парадом? Мол, низкий поклон вам от меня как от Командующего за великую услугу, что вы оказали делу освобождения, а теперь придётся вам пойти на фронт помочь своим. Готовы ли, братцы?..

Нет, не пойдут, мерзавцы.

572

Фабричные и железнодорожники пришли к великому князю.

Длинные, дальние локти свои кусал теперь Николай Николаевич: зачем уехал с Кавказа? Он был Наместником обширной благодарной страны, его любила армия, любило население, и даже социалисты почтительно разговаривали с ним, – попробовал бы кто-нибудь его оттуда сместить! Что за несчастная путаница произошла с его назначением в Верховные, зачем Временное правительство срывало его с Кавказа, почему не сообразило, не остановило раньше?

Горечь переполняла грудь великого князя – особенно потому, что больное это было место, смещение с Верховного, уже второй раз.