Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

ДОКУМЕНТЫ – 8

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

(Опубликовано 14 апреля)

…Временное правительство просит всех граждан, сельских хозяев, продолжать засевать свои поля, выполнить в тяжелую минуту свой долг перед свободной Родиной. Каждая незасеянная десятина – непоправимый ущерб для обороны… Возложить на само население охрану посевов и инвентаря отдельных посевщиков от возможных насильственных действий, которые должны быть рассматриваемы не только как нарушение интересов отдельных лиц, но и интересов государства как целого. Правительство вправе рассчитывать на участие в охране посевов всех свободных и сознательных граждан.

…Но если бы общественная охрана оказалась безсильной предупредить насильственные действия – Правительство сочтёт обязанностью государства возместить владельцам причиненные убытки. Поэтому всякое насилие над посевщиками будет ложиться тяжёлым бременем на средства государства…

20

Милюков стал мишенью левых. – Ленин провалился. А меньшевики путают. – Альбер Тома поддакивает Совету. – Вынужден на компромисс: не нота союзникам, а обращение к гражданам России. – Вы-торговля текста. – Укоры послов. – Опрометчивое заявление президента Вильсона о проливах. – Керенский и ИК лезут делать политику. – Унижение правительства в день похорон жертв. – Фальшивка Керенского: готовится нота!

Когда позавчера пригласили Милюкова в Зимний дворец дать в Чрезвычайной Следственной Комиссии свидетельские показания об этой швабре Штюрмере, воткнутой теперь в камеру Петропавловки, – то, повторяя, уже без страсти, свои прежние обвинения, что Штюрмер тайно сочувствовал Вильгельму, готовил сепаратный мир и выдавал тайны союзников (хотя конкретные подозрения, надо сказать, ни одно пока не подтвердилось), Павел Николаевич испытал отчётливое чувство странности от того, как далеко укатила История за эти пять месяцев.

Его штормовая первоноябрьская речь уже необратимо отдалилась, как горная вершина. А сам Павел Николаевич, вознесясь по государственной лестнице на облачные высоты межгосударственных дел, заняв свой измечтанный пост в здании у Певческого моста, – как будто, обратно тому, не возвышался, а соскальзывал и соскальзывал куда-то вниз. Непредсказуемая бы прежде странность проявилась в том, что как раньше всеобщей излюбленной мишенью было самодержавие – так теперь почему-то мишенью для всех левых становился лидер партии Народной Свободы. И, министр победившей революции, либерального правительства, о котором, кажется, уж никак не крикнешь «глупость или измена?», как о ничтожном правительстве Штюрмера, – он не только не был счастлив, но был ли он воистину волен в своих действиях? Увы и увы – нет. С разных сторон жёсткая повседневность наносила ему много язвящих уколов – и железной выдержкой надо было защищать своё сердце.