Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

А когда сегодня им читают из газет, между собой во многом разноречащих, но все заодно лишь в том, что: Николай Второй – враг народа, дурак, преступник и немецкий пособник. То и чешет солдат в затылке: так тогда и война, какую он начал, – нам на ляд?..

* * *

Спохватишься, как с горы скатишься

* * *

29

Клим Орлов в Совете рабочих депутатов. – Прения там. – Волын-цы хотят арестовать Ленина. Остановить!

Когда в прошлом месяце избирали Клима Орлова от Волынского батальона в Совет депутатов, так тот был толк у ребят: ты, мол, и так питерский, и всё тут по Питеру знаешь, тебе будет легше. И ещё выставлялось, что это он первый крикнул Лашкевичу: «Довольно крови!» Да он и был из тех четырёх-пяти, кто приложился Лашкевичу в спину, туда во двор. (Сам Орлов уверен был, что это он и уложил Лашкевича: верно прицелился, и грохнулся тот в аккурат.) А – кого и выбирать? – все чураются, смущаются: куда это лезть? да там и речи держать надо?

Но речи держать – нет, Климу за месяц ни разу не досталось. Да и не догородишься, речистые есть, и путаники есть, а кто словами не досяжет, тот руками побольше махает. Да чуть не половина выступают вообще не наши, а образованные, как бы начальство. Но даже и просто в кресле сидеть – тоже обык нужен, и выгляд, ведь в этих креслах ещё в феврале Государственная Дума сидела, поди попробуй. (Да и приди пораньше: кресел на всех не хватает, остальные на приступках, и просто стоя.) Солдатская часть с Рабочей частью заседает тут через раз, а вместе не впереться, и тогда в Морском корпусе: зда-а-ровенный залища, и набили, наставили простых скамеек, все две тысячи с чем-то помещаются, после того как модели кораблей вынесли вон.

Хоть и питерский, и прежде на кружок ходил студентов слушать, а поначалу было Климу тут непривычно, как в чужую одёжку нарядился. Но потом, через день ходя, мал-помалу пригляделись, кто и перезнакомился, табачком друг друга угощая. Меж заседаниями выходили в зал колончатый, там толковали, объясняли. И были сильно мозговитые парни. А один солдат из 176-го полка, Матвеев, – так всё записывал, записывал, что говорили, – и как успевал? Как-то Клим сидел с ним рядом, удивлялся, до чего карандаш быстро гоняет.

От него, от других, разобрался Клим: на всякую пору выставляется один какой-нть вопрос – и надо, за ли, против, говорить только об нём, а не что сам размерекаешь. Но большинство сбиваются, говорят, что у кого в голове. Иной раз их поправляют с вышки, а то уж и не правят. И оттого бредёт собрание как усталая корова, ногами заплетаясь. И стучат с вышки: «Если ещё продолжать обсуждение, то пройдёт три недели!» А доды́хаются, отголосуют вопрос – сейчас тебе накатывают следующий.

А уж с места – кричи, когда по нраву или супротив: «Долой! Вон! Убрать его! Просим! Давай, давай! И чёрт с ними!» – и Орлов тоже кричал не раз, выкладывая душу в крике. И иногда такой гамуз поднимется – ни на каком базаре не услышишь. А один раз тут же в зале, в собрании, стали листки разбрасывать – как голубей по залу.

А то стали ходить меж людьми, допытываться: «Вы, товарищи, к какой примыкаете партии? Мы теперь будем разделяться по вракциям». Я – ни к какой, пока приглядуюсь. Я и так – ефрейтор Волынского полка, а в прошлом слесарь с Людвига Нобеля.

Новых слов – тут много наберёшься, только уши распяливай, так и чешут неслыханными словами. Авторитет – значит кого уважают. Анархия – никого не уважают. Контр-революция.

Контр-ибуция. Или кинут: «Сам Марс стоял за наступательную войну против русского царизма». Кто такой? Тут другой делегат, спасибо, объяснил: Марс – бог войны, и ему вскоре Вильгельм поставит памятник.

Вопрос-то вопросом, а чуть забудешься, недослышишь – уже и не сразуметь, о чём это.

Председатель: – 150 тысяч отпускаем на издание газет нашего духа. Пусть верят только нашим газетам, а не буржуазным.

Или корят: – Солдат имеет и два фунта чёрного, и полфунта белого, зачем же лезут к лавкам, отнимать хлеб у рабочих?

Про свару с рабочими немало:

– Хочут подкопаться под авторитет и отколоть рабочих от солдат.

(Клим хотя и солдат теперь, а тут – за рабочих, понимает.)

И об Стоходе спорили, кто виноват в нашем разгроме, солдаты или генералы.

– Ежели мы свергли безответственное министерство – надо свергнуть безответственное генеральство. Наш генералитет требует полного критического отношения. Ни один мерзавец из штаба не бывает на позиции. Они говорят: «Революция виновата», так мы им покажем, кто виноват.

А то вскочил какой-то вертун на ходу, аж весь дёргается, а видно, из начальства:

– С тех пор как я вошёл во Временное правительство, у меня совсем нет времени. Но меня тянет к вам. Я вошёл в правительство, чтобы судить, и сделаю суд, и все под моим контролем. Я про себя не допущу клеветы, что послабляю старому правительству, кто мне не верит – докажи. Из них тоже один убил Распутина. А мы должны работать на пользу поколений.