Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

А сегодня, уже после маршевых рот, уже измучились все, – опять с этим займом, свербит он у них. И опять Чхеидзе, его половины не слышно. Да ничего и не предлагает, на голоса не ставит, а – пождать ещё три дня, узнаем ответ правительства об а-нексиях – и тогда уразумеем, содействует ли заём ходу революции вперёд или назад, и какие шаги вытекают. Исполнительный Комитет постановил ждать три дня.

И ещё за ним выступил взрачный Церетели, и он другого ничего, а: отложить на три дня как вопрос величайшей важности, и тем покажем, насколько мы внимательны к правительству, а оно покажет, насколько к нам прислушивается. И оно не пошатнулось в отказе от захватов. На днях пойдёт нота союзникам, и это будет новая победа демократии.

Тут – от большевиков: нет, надо сейчас же сказать, кто за заём, а кто против. Мы, большевики, – всегда против займа. Поддержка займу – измена революции. Если деньги надо взять – так и берите из сундуков буржуазии, она нажила за войну большие состояния. Мы должны идти впереди правительства, а не сзади. Нам надо знать, есть у нас народоправство, или правление Милюкова-Шингарёва?

И правильно, какой дурак захочет свои деньги давать.

A ещё есть эти анархисты, так от них:

– Буржуазия нажила деньги нашей кровью. Ни одной копейки на войну, контрреволюция готовится со всех сторон. Посылка маршевых рот, а ещё и заём будут нас угнетать. Ни минуты доверия правительству! И – никакого доверия вообще никакому правительству никогда!

Смеялись.

Смеялись-то смеялись, а головка, смотри, опять по-своему повернула, и ещё раз Церетели:

– Мы являемся авангард революции. Мы положили первый камень Тринадционала. Да если правительство нам изменит, то я первый пойду против него. Деньги? – конечно 99 процентов из кармана буржуазии. Но подождём три дня, чтоб увидеть нашу победу.

А большевики опять кричали – против займа. И из самой же головки разноголосил дюжий Стеклов: ох, не принимайте займа, падут деньги не на буржуазию, на само же население. Но смазали и его, установили ждать три дня.

Собираемся тут – как будто мы власть. А ведь – охмуряют, только и следи позорчей. То вот придумали: солдатскую Исполнительную Комиссию заново выбирать, снова из частей, помимо нас. Да – из кого ж там выбирать? мы же знаем, там голов не осталось, все тут. Это – под нас подкоп, мы чуем. Нет, всяка комиссия теперь должна быть выбрана из нас.

Кто там, в батальоне? Кирпичникова с Марковым Клим и раньше дразнил: «Пензенцы в Москве свою ворону узнали». Орлов всё больше обыкался в Совете, видел тут своё место, не то чтобы с маршевой ротой вдруг пойти, но и к себе в Волынский не так часто заглядывал, отвыкал. Ночевал – дома, в семье, но и на завод бы Нобель не желал бы сейчас вернуться: пошла иная жизнь, а впереди, вот говорят, ещё будем революцию углублять. Так понадобимся.

В батальон свой ходил – на заседанья батальонного комитета. Разъяснял им в те дни, как они на рабочих обижались зря. Ну и в роту свою учебную заглядывал, конечно. Занятия шли куда не так строго, болтались во дворе и по городу. А в кружке Тимофея Кирпичникова услышал: затевают ребята пойти к этой Кшесинской, Ленина арестовать.

– Да кто ж это вам такое право даёт? – острожил их Клим.

– А Лашкевича погнали, – Марков ему, – кто на то право давал?

– Да за что же такое Ленина?

– А он – на немца работает. Всё говорит, как немцам надо, они ж его и подбросили.

– Да вы спятили, ребята! Какой немец? Он – хороший наш человек, и большевики его – самые правильные.

– Нет, – угрюмо Кирпичников, – моя кровь там осталась, в Галиции. А он ноне говорит – немец не враг, дружиться?

– Да вы что?! – заорал на них Клим. – Да вы и не думайте такого!

Но остались они при своём. И подговаривали команду из разных рот – намерялись пойти ночью, когда толпы там нет, и накрыть его.

Что тут делать? Один Клим сам по себе не мог им заборонить. Пошёл, первый раз, прям’ в комнату Исполнительного Комитета. Думал найти или Богданова, или кто на солдатском Совете бывает. Посмотрел – все чужие. Тогда к двум маленьким востреньким: так, мол, и так, волынцы хотят Ленина арестовать. Перекройте!

Обещали. Благодарили.

30″

(по социалистическим газетам, до 17 апреля)

Люди пугливые ждали полного развала, а увидели полный порядок, спасающий страну от гибели. Движутся ли поезда? Да, и ещё лучше, чем раньше. Исполняют ли солдаты свои обязанности? Да, и более сознательно… Настало время энтузиастов. Наша вера в народ нас не обманула…

(«Дело народа»)