Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 1

А тут ещё новые сообщения. Красочно! По Невскому на огромном грузовике плывут несколько десятков человек в разных национальных костюмах. Экзотическое шествие мусульман, всех поразило: татары, сарты, таджики, солдаты-магометане, в тюрбанах, тягучие песни, на красных знамёнах – белый полумесяц с белыми звёздами, надписи по-арабски. Очень их все приветствовали. На бундовских знамёнах – по-еврейски, и митинги их по-еврейски, и песни. Шли отдельно украинцы, поляки, литовцы, белорусы. У всех свои хоры. (Опять, опять разделяются по нациям, это тревожно.) Портнихи несут: «Цените труд иглой». Союз петроградских швейцаров: «Долой чаевые!» Амнистированные уголовники: «Дайте нам скорее паспорта!» Дети лет пяти-шести: «Дайте трёхлетнюю безплатную школу и республику».

По всему видно – это и до вечера не кончится. И очень почему-то захотелось Павлу Николаевичу самому посмотреть. Казённый автомобиль – во дворе, наготове. Надел демисезонное пальто, мягкую шляпу – поехал. Через Невский – нет, нельзя ему. И Марсово поле – неприятно, обойти. Пробраться по Надеждинской, Кирочной, Сергиевской – а там по набережным.

После схода снега никем не поправленные петербургские мостовые – сплошь в ухабах, езда такая – тряханёт и сустав вывихнет. (Кадет князь Оболенский вот так в автомобиле на ухабе выбил плечом боковое стекло.) Но сегодня – тихо ехать, быстро и не проедешь.

А поют плохо – нет ни своих песен, ни гимнов. Несут красные флаги – а поют пошленькую песенку немецких гусаров. Но два раза встретил плакаты: «Долой Ленина!», порадовался. А то: «Гряди вперёд, народ державный! Будь славен в мире и в веках!» А грузовики-то тащатся забрызганные, в грязи. Наверху – наряженные рабочий с молотом и крестьянин с серпом.

Марс-Суворов обвешен красными флагами, Мраморный дворец, казармы павловцев – в гирляндах цветов. Всё Марсово поле грозно-чёрно-красное, сто тысяч народу и тысячи знамён. Объехали благополучно.

А Нева – как будто снова сковалась, снова лёд хватает у берегов, а посредине проносится рыхлый.

Юнкера. И что ж несут? «В борьбе обретёшь ты право своё» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Ну, навоюем мы с такими юнкерами.

Под огромным красно-зелёным флагом – митинг: «Товарищи, записывайтесь к нам! Гнусное царское правительство преследовало свободных эсперантистов, потому что у нас – равенство и братство…»

Ехал Павел Николаевич в открытом автомобиле, но с надвинутой шляпой, поглядывал из-под полей. А на Английской набережной – встречная толпа солдат, правда невооружённых, ёкнуло сердце: узнали!

И сразу – поперёк дороги, остановили машину. Недружелюбно кричали:

– Милюков!.. Вот он!.. Попался!

Но, к счастью, превалировало сегодня настроение мирное, не бой же был. Да и Павел Николаевич на самом деле – десятка неробкого. Не стал укрываться и отговариваться, а поднялся в машине в рост, как оратор, будто того и ждал, снял шляпу на сиденье, обнажил седину. Очки прочно сидели на ушах. И, безстрашно глядя на сердитых солдат, скрестил руки (не любил он дешёвого жестикулирования) и обратился к ним с речью. Спокойно:

– Товарищи! Старая власть своими бюрократическими приёмами не могла добиться единения страны. Но сегодня вы видите это единение в торжественном народном празднике. Первое Временное Народное Правительство работает не покладая рук. Но ему необходима ваша поддержка. Враг близок и надеется нанести сильный удар по революционному Петрограду. И мною получена секретная телеграмма, что немецкий штаб рассчитывает не столько на силу своих армий, сколько на то, что русская свобода потонет в анархии. Мы настоятельно призываем всех вас – объединиться вокруг Временного Правительства…

И ещё так поговорил – толпа стихла. Два-три голоса что-то одобрили. И пропустили автомобиль.

Сошло. А – неосторожно было ехать.

Свернули с набережной – да не подумавши попали на Театральную площадь. А там-то – и митинги. Хорошо, что остановились на самом краю, за спинами. От консерватории к Мариинскому театру был перетянут длиннейший плакат: «Стократ священ союз меча и лиры. Единый лавр их дружно обвивает». У памятника Глинки с помоста, обтянутого красной бязью, какой-то интеллигент произносил речь к рабочим, какой гнёт переживали при царе императорские театры и всё русское искусство. Но, не дав ему договорить, отгораживая его от толпы, – спереди него втеснился грузовик, где стояли матросы и штатские. И кто-то из толпы, узнав, крикнул:

– Германская братия приехала!

А маленький юркий штатский с грузовика, не смущаясь, сразу взялся за речь:

– Буду говорить о министрах. Двенадцать министров – как двенадцать апостолов. Но среди них же есть Иуда.

Милюков охолодел.

– …Кадеты говорят, нам некем заменить их? Но мы и из народной среды наберём двенадцать…

Так похолодел, что не слышал его речи дальше.

Но из толпы тому стали кричать враждебно.

Он кончил:

– Прощайте, черносотенцы! Ещё увидимся!

И грузовик пошёл, раздавая толпу.

* * *