Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 2

– Да немцы знают их лучше нас. Их не знает только наш русский народ. В этих договорах торгуют народами как скотом.

Во закидывает. А может, и правда чего такое там кроется?

– А ещё виновники войны – банки! Обревизовать банки: кто их члены? может нынешние министры? То-то правительство и не хочет разрешить земельный вопрос в интересах крестьянства. Тормозит введение 8-часового дня. Препятствует всеобщему вооружению народа. Издают провокаторский циркуляр о запрещении братания, явно контрреволюционные меры. А расстрел солдат на петроградских улицах организован кадетами! Там пока будет работать следственная комиссия – а мы молчать об этом не можем.

Разогнался про всё, аж в ушах лещит.

– А что делать? Как войну кончать? Сепаратным миром? – из зала ему.

– Никогда большевики не были за сепаратный мир, это низкая клевета! Мы не говорим – втыкать штык в землю. Нельзя окончить эту войну отказом с одной стороны. Война кончится тогда, когда все народы поймут, что льётся кровь из-за буржуазии. Войну можно кончить только переходом всей государственной власти в руки пролетариата в нескольких воюющих странах. Если революционный класс возьмёт власть – то открытое предложение мира создаст полное доверие рабочих воюющих стран друг к другу – и приведёт к восстанию против империалистических правительств.

– Так это ещё десять лет ждать? – поддал Горовой.

– Конечно, это трудная задача. Но власть капиталистов ведёт человечество прямо к гибели.

– А кто это революционный класс?

Чернега:

– Так нам что, идти на Петроград, ещё один переворот делать?

– Революционный класс – это пролетариат и батраки. А капиталисты опираются на зажиточное крестьянство и на мелких хозяйчиков.

Мел-ких хо-зяйчиков? Тут стал смекать Горовой, что сам он – вовсе не пролетариат.

– Да ты скажи, как войну кончать??

Война! – вот это и вопрос, никто ответа не знает. Ясно, что чем скорей покончать, тем лучше, все этого хотят. Но и просто отхлынуть нашей стороне нельзя.

– А для этого – братание, – отвечает Зиновьев. – То, что немцы братаются, – уже есть признак нарастающей революции у них. А мы, большевики, хотим братания на всех фронтах Европы и об этом заботимся.

Ну, это ты себе возьми. Братанье-то по немецкой команде идёт, крючок.

И другие орут про войну вот так, разное, расступленно, – а Зиновьев уже и не отвечает. Он дальше:

– Земля? Нет силы, которая помешала бы нам осуществить лозунг «земля – народу». Немедленно нужно взять всю землю! И удельную, и церковную, и монастырскую, и помещичью! Если мы не заберём землю теперь – мы её потом не получим!

Пообвисла губа у Кожедрова, а весь не пошевелится.

– Буржуазия должна уйти от власти, потому что её немного, кучка. А должна быть объявлена диктатура рабочих, солдатских и батрацких депутатов.

А крестьянских же куда?..

– Нечего опасаться, что они не подготовлены. Власть Советов приведёт страну к счастью! И это будет самый страшный удар по Вильгельму. Наша буржуазия своими нотами только разжигает у немцев желание воевать. Вильгельм говорит: видите, русские хотят нас покорить. А братания – теперь никто не задержит. Немецкие дворянчики выведывают наши тайны? – солдаты могут легко проверить, что не так. Мне рассказывали, что в наши окопы немецкие солдаты принесли трупы двух немецких офицеров, которые мешали им брататься.

– Ну, это врёшь, – басовито сказал Чернега, но не кричал туда, вперёд, а тут, поблизости. – Такого не было. И зачем нести? у себя б и уложили.

– Конечно, – всё громчел Зиновьев, – братание должно быть организовано на всех фронтах, в международном масштабе, и вот будет мир. – И уже в воп: – Вся власть Советам! И эта власть даст мир! хлеб! и свободу!

Да свободы у нас по горло. И хлеб ещё есть. А вот как с войной?

Похлопали кой-кто и этому.

Объявили перекур. Тут же в зале и закурили. Потолкались. Подходил Крыленко как председатель армейского комитета отчитывать Горового, зачем так против большевиков.

– А почему – батрацких? А крестьянских куда дели?

– Ну и крестьянских, конечно, это он пропустил.

– А ремесловых? Меня вот – куда?

После перерыва выступал доктор, Менциковский. Мол, если власть и перейдёт в руки Советов – так Вильгельм тоже не испугается, прошли те времена, когда стены рушились от иерихонской трубы. Пока германская демократия не проснулась – мы обязаны вооружиться до зубов и дать отпор. Мы-то братаемся чистосердечно, а они – по указаниям из германского генерального штаба.

Вот то-то и оно.

Тут вышел Церетели, который вчера весь день направлял, а сегодня сплошал, к концу Зиновьева приехал. И теперь предложил: пусть они с Зиновьевым будут по очереди на одни и те же вопросы отвечать.

А нам ещё лучше: вроде борьбы, поглядеть.

А Зиновьев в перерыве не ушмыгнул – и прихвачен.

Так вот первый вопрос: публиковать ли тайные договоры?

Зиновьев сильно голос снизил и опять обвисает, по-бабски. Он не сказал прямо, что надо публиковать, а: какие ж это союзники, если они за одно только распубликование грязных царских договоров готовы мстить русскому народу? Неужели такие союзники, что могут всадить нож в спину России?