Читаем Красное колесо. Узел 4. Апрель Семнадцатого. Книга 2 полностью

И в прошлый понедельник перед полутораста делегатами всероссийской конференции Ленин уверенно вышел со своим остро и сложно составленным докладом о текущем моменте – и снова не ожидал сопротивления – и снова стали рвать у него штурвал из рук. Каменев выставлялся как бы более ярым революционером: как можно от действия теперь звать к разъяснениям? И Ленин стал выглядеть внутри партии болтуном, который ничего не предлагает, кроме агитации и пропаганды? Парадокс! Тактику «разъяснения» он принял для внешних врагов, под травлей, но сейчас и среди своих не мог открыть: за этим «разъяснением» стоят наши миллионные тиражи, каких нет ни у кого и которые решат дело! Важно не сбросить темп движения, вот и всё! Но не только Каменев оказался твёрже ожидаемого, выступали москвичи: Ногин, Рыков, совсем новые люди, не привычный круг десятилетий, Ленин с ними заседает впервые. А Дзержинский о них: товарищи, которые с нами пережили революцию практически… (Подколка.) И ощутил Ленин, что его резолюция может вполне и вполне не собрать голосов. Распорядился не помещать в «Правде» этих выступлений, не расстраивать сознания рядовых большевиков. И круто изменил тактику: не предложил готовой резолюции, пусть поработает резолютивная комиссия (выиграть несколько дней, переманеврировать силы, оттянуть до конца конференции). А пока на заседаниях текли другие вопросы, успевая и с каждым из них, – Ленин от своей огромной резолюции стал откалывать куски отдельных резолюций – отношение к войне, отношение к Временному правительству, отношение к Интернационалу, – и они проходили в той форме, как нужно, а в последнюю вот эту ночь, и когда часть делегатов уехала, протянул Ленин и остатки текущего момента уже в новом виде. (Да не забудем, что наши резолюции и не приспособлены для широких масс, они только объединят деятельность наших агитаторов.)

И при новом виде резолюции – Ленин не потерпел поражения, Каменев уже не сражался. И та программа, что три недели назад воспринималась как дикая – вот и стала, по кускам, официальной программой партии.

Каменев пока, на данном этапе, останется нашим делегатом в Исполнительном Комитете, хотя и неточный выразитель партийной линии: он хорош для выступлений, респектабельная фигура, и хватит с него. А живое дело – течёт другими каналами. На живое дело всё больше выдвигался Зиновьев. Совершенно доверенный в швейцарские годы и в курсе всех последних секретов – он и в Петрограде быстро приспособился, писал в «Правду»

статью за статьёй, и ещё обнаружился в новом качестве оратора. На конференции выдвигал его Ленин с частью докладов или ответов вместо себя – Григорий говорил абсолютно слово в слово как надо, его рост архирадует. Тогда, зная его трусоватость, Ленин подкрепил его, что нечего бояться и аудиторий массовых, – нас сейчас никто тронуть не посмеет. И Зиновьев – решился, и отлично справился в Морском корпусе, и на Франко-Русском заводе. И вот на сегодня требовало Ленина совещание фронтовых делегатов (наш Крыленко там), – послал Ленин вместо себя Зиновьева. Инструктировал: быть в меньшинстве – это большое преимущество, можно всё время идти в атаку. Самые выгодные лозунги: земля народу! опубликование тайных договоров! и раскрыть сундуки буржуазии! А про войну говорите особенно умело – тут искусство!

Между прочим присматривался и к Сталину: очень выдержанный, скромный, а умеет нажать на людей, где ему покажешь.

Поиск правильного пути в каждой данной ситуации в каждую данную минуту и есть высшее дело революционного вождя. И в поиске лозунгов новых и новых – постоянно быть настороже ко всему приходящему новому, выхватывать их – и на партийное знамя. Промелькнуло в прениях о трудовой повинности – да! несомненно! – общая трудовая повинность – это нечто новое, такое, что составляет часть социалистического целого. Промелькнуло в прениях, что сейчас по России провинциальные советы уже гораздо решительнее и успешнее берут местную власть, чего нет в Петрограде, – да! это замечательно! и вспомним, что Французская революция тоже пережила полосу муниципальной революции, местные самоуправления стали её опорой. Мы узнаём эту ситуацию у нас! – возможно, и наша революция теперь потечёт через провинцию. (Впрочем, в Казанском Совете нашим и говорить не дают.) В столицах требуется долгая подготовка сил пролетариата, а на местах – уже можно непосредственно двигать революцию дальше, переходя к контролю над производством и распределением продуктов! В этом залог второго этапа революции!! (Григорий, всё время говорите: вся власть – не Совету, этому, а вообще – Советам!) Советы могут действовать без полиции, так как у них есть вооружённые солдаты. Советы могут заменить собой и старое чиновничество. Устраивать полную автономию мест, всевластие вооружённых рабоче-крестьянских масс!

Перейти на страницу:

Все книги серии Солженицын А.И. Собрание сочинений в 30 томах

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1
Архипелаг ГУЛАГ. Книга 1

В 4-5-6-м томах Собрания сочинений печатается «Архипелаг ГУЛАГ» – всемирно известная эпопея, вскрывающая смысл и содержание репрессивной политики в СССР от ранне-советских ленинских лет до хрущёвских (1918–1956). Это художественное исследование, переведенное на десятки языков, показало с разительной ясностью весь дьявольский механизм уничтожения собственного народа. Книга основана на огромном фактическом материале, в том числе – на сотнях личных свидетельств. Прослеживается судьба жертвы: арест, мясорубка следствия, комедия «суда», приговор, смертная казнь, а для тех, кто избежал её, – годы непосильного, изнурительного труда; внутренняя жизнь заключённого – «душа и колючая проволока», быт в лагерях (исправительно-трудовых и каторжных), этапы с острова на остров Архипелага, лагерные восстания, ссылка, послелагерная воля.В том 4-й вошли части Первая: «Тюремная промышленность» и Вторая: «Вечное движение».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Русская классическая проза

Похожие книги