Красное небо

Дядя Ефим стоял у забора и, вывернув ноги носками вовнутрь, покачивался взад-вперед. Рука заложена за ремень — классическая поза Валуева. Тонкие губы крепко сжаты, светлые глаза устремлены на небольшую, еще курящуюся зеленоватой дымкой воронку, как раз посередине огорода, который незадолго до этого поливали его дочери. Исхлестанный осколками дощатый забор повалился, в сарае, примыкающем к дому, зияли обрамленные разодранной щепой дыры, дверь валялась на траве. С колодца сорвало крышу и зашвырнуло на соседний участок, а в железной бочке осколок пробил такую дыру, что в нее можно было кулак засунуть.

— Ишь упакал, стервятник, аккурат в лучшую мою яблоньку… — процедил сквозь зубы дядя.

— Как еще в дом не угораздило, — подала голос тетя Маня — она стояла на крыльце с кухонным полотенцем в руке.

Ратмир перевел с нее взгляд на девчонок и внутренне содрогнулся: если бы он не позвал их на речку, а, послушавшись дядю, выжидал бы, пока вода в бочке нагреется, то как раз бы эта бомба и накрыла их всех в огороде…

Сестры стоят рядом, лица у них бледные, а в глазах — запоздалый страх: они, наверное, тоже представили себе, что бы могло случиться, если бы они не пошли на речку.

— Ефим, что ж это делается-то на белом свете? — плачущим голосом произнесла тетя Маня. — Я стою у печки, снимаю шумовкой с чугунка накипь, и вдруг — хрясть! хрясть! Дом так и заходил ходуном, стекла — на пол, а чугунок с похлебкой подскочил и опрокинулся… Без обеда теперь будем.

— Мне есть не хочется, — проговорила Аля.

— Годами наживал добро, из кожи лез, чтобы все было путем, как у людей. А теперь что? Все коту под хвост? — думая о своем, сказал дяди Ефим.

— Петуховым прямо в избу упакал, — продолжала тетя Маня. — Бабку Прасковью — насмерть, хорошо, что остальных-то дома в это время не было.

— Это только начало, — мрачно изрек дядя. — Надо отсюда, мамуля, тикать…

— Тикать? — непонимающе взглянула на него жена.

— Собирай, Маня, вещички, что поценнее, складывай в сундуки-чемоданы. Отправлю я вас к родной сестре в город Кунгур… Уж туда-то, на Урал, немец в жизнь не доберется!

— Ефим, неужели так серьезно? — спросила тетя Маня. Руки ее бессильно опустились, полотенце соскользнуло на ступеньку.

— Собирай монатки, мамуля, — сурово проговорил дядя Ефим. — Хорошо бы и мебелишку отправить, да не разрешат… Поезда переполнены, человек на человеке сидит. У меня тут кругом свои, уж вас-то я, понятно, устрою получше.

— А там не бомбят? — взглянула на отца Аля.

— Может, у начальства вагон выпрошу, — хмуря лоб и что-то соображая, сказал дядя. Тогда кое-что из мебели захватишь… Гардероб орехового дерева, кровать…

— О чем ты, Ефим? — упрекнула тетя Маня. Пропадай оно все пропадом! Самим бы остаться целыми, потом заново все наживем.

— Где растяпа да тетеря, там не прибыль, а потеря, — мудрено изрек Валуев. — Что толковать о том, что будет? Надо сберечь то, что есть.

С неба, безмятежного и солнечного, пришел прерывистый мурлыкающий звук. До сегодняшнего дня, пожалуй, никто в поселке не обращал на него внимания, а сейчас такой вроде бы безобидный рокот заставил насторожиться. Ратмир видел, как у Тани голова втянулась в плечи, Аля нащупала ее руку и крепко сжала. Дядя Ефим, щуря глаза, посмотрел на небо, потом на своих домочадцев, на лице его выразилось беспокойство.

— Фриц, — сказал он. — Опять вынюхивает, проклятый!

Звук мотора стал удаляться, а скоро и совсем пропал.

— Папа, увези нас отсюда? — попросила Таня. — Мне боязно.

— Как страшно визжат бомбы… — сказала Аля. — Я видела, как они падали на поселок. Папа, зачем он кидал их на дома, на людей?

— Фашист и есть фашист, — звучно сморкнулся в платок дядя Ефим. — Ни малого, ни старого не пожалеет! В газетах пишут, мол, в каждом захваченном населенном пункте на главной площади партийных вешают…

— За что такая напасть-то? — вздохнула тетя Маня, нагнулась и подняла полотенце. — Поешьте хоть картошки с мясом?

— Вот что, Маня, — озабоченно взглянул на жену дядя. — Ты с дочками сходи в магазин, купи побольше сахару, мыла, спичек, консервов разных… Продукты надо на черный день запасать. Слыхал я, скоро введут карточную систему.

— А тебя-то, Ефимушка, не перебросят куда-нибудь отсюда? — спросила тетя Маня.

— Дело военное, — солидно заметил тот. — Выйдет такой приказ — и в одночасье погрузимся в эшелон…

— Могут и на фронт?

— На передовой кадровому портному неча делать, — успокоил дядя Ефим. — Наше оружие — игла да нитка… Без обмундирования и солдат не солдат.

— Зачем вам тогда пистолет? — поинтересовался Ратмир.

— Попадись фриц — насквозь продырявлю! — похлопал по кобуре Валуев.