Красное небо

— Тебе… не страшно было в человека стрелять? — спросил он. Его мучал этот вопрос с того самого момента, когда Пашка сообщил, что убил шпиона. Ратмир еще не знал: мог бы он вот так же, как Шалый, выстрелить в живого человека? Пусть даже врага… Конечно, когда он слышал по радио о зверствах фашистов, когда смотрел на убитых бомбами односельчан и красноармейцев, его охватывала дикая ненависть к оккупантам… Вообще ко всем фашистам. А вот самому выстрелить в человека и убить его — это совсем другое дело. И Ратмир не знал: сможет ли он это сделать? А оттого что не был уверен в себе, он мучался и переживал. И завидовал Пашке Тарасову.

— А как же на фронте? — посмотрел на него приятель. — По радио говорили, что девушки-снайперы по пятьдесят-семьдесят фашистов уничтожали. Им за это присваивают звание Героев Советского Союза… — Глаза у Пашки леденисто блеснули. — Я бы их тоже пачками убивал, фашистов проклятых!

— И это… ты сейчас ничего не чувствуешь? — допытывался Ратмир. — У тебя лицо было какое-то странное…

— Чего я должен чувствовать? — удивился Пашка и повнимательнее посмотрел на приятеля. — Да ты что? Никак его жалеешь? Этого гада, который склад хотел взорвать?

— Я не смог бы… как ты, — признался Ратмир. — Мне не жалко, но, понимаешь… человек же!

— Не понимаю, — зло ответил Пашка. — Фашист не человек. Хуже бешеного зверя. Я бы тысячу, две убил их! И убью! Вот увидишь!

— Следующего я застрелю, — подумав, сказал Ратмир. — Сам. Ладно?

— Ты дмаешь, они так и будут под пули лезть? — рассмеялся Пашка. — Повезло мне, чудак! И потом, я местность хорошо знаю. От меня тут и мышь не спрячется.

— Или лучше в плен возьму, — думая о своем, проговорил Ратмир. — Пленный ценнее, чем… мертвый.

— Возьми, возьми, — усмехнулся Пашка. — Он руки поднимет и скажет: «Гитлер капут…» Мимо них с затененными фарами проехала машина. В крытом кузове мерцали огоньки папирос.

— Из комендатуры, — проводив взглядом машину, направлявшуюся в сторону военного городка, заметил Пашка. — Федотов тоже не спит!

— Думаешь, нашли?

— Завтра проверим, — сказал Пашка и покосился на приятеля, — Какое, говоришь, у меня лицо?

— Зеленое, будто тебя тошнит…

— Симпатичное, говорят у меня лицо… — неестественно громко 86 засмеялся Пашка. — Ты тоже зеленый. Это луна сегодня такая… зеленая!

И вдруг замолчал. Ратмир видел, что он пошатнулся, схватился обеими руками за жердины и, отворачивая голову в сторону, стал выгибаться, ноги его подогнулись, Пашку вытошнило. Вытерев рукавом рот и не глядя на приятеля, он сдавленно произнес:

— Чего это я? Съел за обедом что-нибудь?

— Да нет, — сказал Ратмир. — Это от другого.

Пашку бил озноб, но он, превозмогая себя, выпрямился, отпустил изгородь и повернул к приятелю лицо с провалившимися потухшими глазами.

— Когда я первый раз выпалил, он повернулся ко мне и вдруг стал икать… — с трудом выговорил Пашка. — А потом… сказал по-русски: мама-а… Неужели он русский?

— Предатель он, — сказал Ратмир. — Еще хуже немца.

— Почему они служат им? Почему? — вырвалось у Пашки, — Где таких гадов только находят?..

— Знаешь, что ты сегодня сделал? — взволнованно начал Ратмир. — Ты герой, Пашка…

— Мокрая курица я, вот кто, — пробурчал приятель и, передернув плечами, оторвался от забора. Не оглядываясь, он побрел прочь. Плечи ссутулились, босые ступни загребали пыль. Таким несчастным Ратмир еще никогда не видел своего приятеля. Впервые Пашка Тарасов проявил слабость, но оттого, что Ратмир это увидел, он проникся к нему еще большим уважением и про себя подумал, что наконец-то в своей жизни встретил настоящего друга.

Пашка ушел, а Ратмир еще долго стоял у калитки и глядел на яркую луну, большие и маленькие звезды, а карман брюк приятно оттягивал тяжелый пистолет ТТ, который теперь принадлежал ему, Ратмиру.

ГЛАВА 8

Утром, прибрав в доме, Серафима увязала свои вещички в большую цветастую наволочку, надела черный бархатный жакет — лучшее свое одеяние — и сказала Ратмиру:

— Собирайся, сынок, неча нам тут сидеть и чужой дом караулить. Уж котору ноченьку глаз не сомкну: летают, бонбы бросают… Какая это жизнь, родимый? Упакает в дом — и костей не соберут… У меня родня в Макарьеве, чай, приютят, а там, слышь, потише…

Не мог Ратмир поехать с горбуньей в тихое Макарьево, у него другие планы…

— Дядя Ефим на меня надеется, — греша истиной, ответил Ратмир. Узнает, что я бросил дом и уехал в деревню, — сильно расстроится.

— Не дом тебя, сынок, держит тут, — покачала головой Серафима. — Сорвиголова Шалый задурил тебе голову… Бывает же такое, господи помилуй: на обличье чистый херувим, а в натуре — разбойник, каких свет не видел!

— Ты езжай, тетя Серафима, а я тут останусь, — сказал Ратмир. Может, письмо от матери придет…

— Как же ты один-то? — не отступала Серафима. — Кто тебе поесть сготовит? Бельишко постирает? С голоду ведь помрешь, Ратмирушка? Коли бонбой не прихлопнет, упаси господи!