Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем

Самолёты тогда не вооружали – использовали в основном для разведки. Пилот мог взять с собой револьвер или карабин, но стрелять на лету было непросто. Нестеров, однако, хотел превратить самолёт в разящее оружие. В районе Равы-Русской командир 11-го авиаотряда штабс-капитан Нестеров и наблюдатель, поручик Титов, сбросили на противника две трёхдюймовые гранаты – одно из первых бомбометаний в истории. Нестеров разработал особый нож для поражения аэростатов. Когда командование забеспокоили полёты вражеского разведчика-«альбатроса», Нестеров решил его уничтожить подвешенной на тросике гирей. Однако при взлёте гиря оборвалась. В следующем вылете Нестеров решил применить таран. Он считал, что при грамотном подходе можно сохранить свой самолёт невредимым, но удар произошёл не совсем так, как было задумано. «Моран» Нестерова развалился в воздухе, он выпал из самолёта и разбился. Погибли и оба австрийских лётчика «альбатроса» – пилот унтер-офицер Малина и лейтенант-наблюдатель барон Розенталь.

Воздушный таран ещё в 1910 году описал Уэллс в романе «Когда Спящий проснётся». Годом позже в журнале «Вестник воздухоплавания» авиатор Николай Яцук осторожно предположил: «Возможно, что в исключительных случаях лётчики будут решаться таранить своими аэропланами чужой». Таран, впервые применённый Нестеровым, Алексей Толстой назвал «русской формой боя». Он, по большому счёту, так и остался фирменным русским оружием.

Пожалуй, самый известный последователь Нестерова – Виктор Талалихин, таранивший врага в ночном небе Москвы. Но он был далеко не единственным. Автором второго в истории авиации тарана стал ещё в 1915 году поручик Александр Казаков. В 1937 году над Барселоной лейтенант Евгений Степанов («камарада Эухенио») совершил первый таран в истории советской авиации и одновременно первый ночной таран, сбив своим И-15 итальянский бомбардировщик «савойя-маркетти» и успешно вернувшись на базу. Впоследствии он воевал на Халхин-Голе, получил Звезду Героя № 34. Следующим был Антон Губенко («товарищ Ху Бенхо», собрат известного «лётчика Ли Си Цына»), в 1938 году в небе Китая рубанувший винтом японский истребитель И-96 и сумевший довести свою машину до аэродрома; Герой Китая и Советского Союза погиб в 1939-м при отработке пилотажных фигур. Первым, совершившим таран на Халхин-Голе, стал Витт Скобарихин – срубил винтом японский Кi-27 и вернулся на повреждённой машине.

Широко известен подвиг Гастелло и его экипажа, но первый огненный таран наземной цели совершил – опять же на Халхин-Голе – комиссар Михаил Ююкин. Он направил бомбардировщик, подбитый зениткой, в скопление японских войск, приказав стрелку-радисту и штурману прыгать. Штурман Морковкин успел спастись, радист Разбойников и сам Ююкин погибли. В том же 150-м бомбардировочном полку на Халхин-Голе сражался и Николай Гастелло. Имя Ююкина, как и имена членов экипажа Гастелло – Бурденюка, Калинина, Скоробогатого, – знают немногие; таковы законы массового сознания и пропаганды.

На Великой Отечественной советские лётчики совершили около шестисот таранов. Многие применяли чрезвычайный приём неоднократно. Лётчик Борис Ковзан – автор четырёх таранов, причём в трёх случаях он на своём «миге» возвращался на аэродром. После четвёртого лётчик с недораскрывшимся парашютом упал в болото, лишился глаза, но сумел вернуться к боевой работе. Всего уничтожил 28 немецких самолётов.

Старший лейтенант Екатерина Зеленко – единственная женщина, совершившая таран. В результате был уничтожен «мессершмитт», но и сама Зеленко погибла.

В других странах таран не поощрялся как слишком рискованный для атакующего приём, хотя отдельные случаи имели место. В относительно широком масштабе он применялся только в советских ВВС и – на последнем этапе Второй мировой – в японской авиации.

Паритель

Лётчик Арцеулов (1891–1980), равновеликий с Нестеровым, оказался забыт на много лет. Если Нестерова знают все, то Арцеулова – лишь те, кто интересуется историей авиации.

Об Арцеулове я, как ни странно, впервые услышал от бабушки Елизаветы Ивановны, которую помню пенсионеркой и музыкальным руководителем детсада. Много позже, отыскав старые документы, я узнал, что в 1937 году бабушка – тогда хрупкая девушка ростом, согласно военному билету, 157 сантиметров – окончила в Свердловске аэроклуб, стала авиатехником, прыгала с парашютом и готовила самолёты к боевым вылетам, по гражданской же специальности была «телеграфистом-морзистом». Тогда мне стало ясно, откуда бабушка знала об Арцеулове, и всё это куда больше говорит не о нашей отдельно взятой семье, а об эпохе и её атмосфере.

Константин Константинович Арцеулов – сын и внук кораблестроителей Константина и Николая Арцеуловых (последний в 1851 году готовил к японскому походу адмирала Путятина фрегат «Паллада»); внук художника Айвазовского – и сам прекрасный художник. Тётка Арцеулова Любовь Николаевна была замужем за морским писателем Станюковичем.