Красное самоубийство

В ЦК партии он контролировал деятельность Отдела культуры, Отдела агитации и пропаганды, Отдела информации, выездную комиссию ЦК, Отдел молодежных и общественных организаций. Под его властью находились: Политуправление Советской Армии, Министерство культуры СССР, Государственный комитет по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, Госкино и Гостелерадио, вся печать и цензура, ТАСС, связь КПСС с другими коммунистическими партиями и внешняя политика государства. От него во многом зависели КГБ и Прокуратура СССР.

Суслов возглавлял борьбу с движением диссидентов в 70–80-е годы. Он держал в своих руках творческие организации писателей, художников, музыкантов, журналистов, работников кино, не забывал руководить театром и эстрадой. Разумеется, возглавлял всесоюзную систему партийного просвещения, контролировал образование в стране, издание учебных пособий и многое другое, включая церковные дела.

За три с лишним десятилетия пребывания Суслова в ЦК я не раз имел возможность наблюдать за ним, слушать его выступления, даже сидеть с ним за одним заседательским столом. Именно так я провел с ним однажды полдня. Тогда в ЦК была создана (незадолго до смерти Сталина) так называемая Идеологическая комиссия – очередная сусловская затея. На своем первом заседании она обсудила работу журнала ЦК КПСС «Коммунист», а на втором – работу журнала ЦК ВЛКСМ «Молодой коммунист» в котором я работал (вначале ответственным секретарем редакции, потом – заместителем главного редактора, затем перешел оттуда в журнал «Смена»). Среди членов идеологической комиссии запомнились М. Суслов и Д. Шепилов. Первый – своей подчеркнутой невыразительностью, второй, наоборот, – яркой, столь необычной для ЦК внешностью, начиная со львиной гривы волос. Он и личностью был яркой, со славной биографией. Такой имидж в том аппарате считался совсем неподходящим, что вскоре и подтвердила печальная судьба Шепилова, настоящей белой вороны среди черных ворон.

В качестве главного надзирателя за идеологией, главного охранителя устоев коммунистического режима Суслов был вездесущ. В этом я имел «счастье» убедиться на собственной шкуре, когда едва не стал одной из его многочисленных жертв. Случилось это незадолго до его смерти, в 1982 году. К тому времени я уже почти двадцать лет отработал в журнале «Огонек», был там заместителем главного редактора. Журнал довольно часто писал о науке. Одним из таких материалов стал очерк о Джуне, в то время она была широко известна как экстрасенс. Это был отнюдь не панегирик, а весьма сдержанный рассказ о ней, автор ставил один вопрос: нужно этот феномен (не только Джуну) исследовать со всей научной скрупулезностью и только после этого делать какие-то выводы.

Итак, в очередной четверг, как и было положено по строгому производственному графику, я подписал в печать тот самый номер «Огонька», в котором говорилось о Джуне. В типографии тут же начали печатать тираж (на это уходило четыре дня). И вот совершенно неожиданно в пятницу вечером мне домой позвонил заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК партии Севрук. С такими высокими чинами я через домашний телефон никогда не общался. Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее! Так оно и оказалось. Севрук спросил, сколько отпечатано тиража этого номера журнала. Я ответил, что к этому времени могли отпечатать уже тысяч шестьсот номеров, а то и больше. Он объявил: «Звоните в типографию, пусть прекратят печатать журнал, а то, что уже отпечатано, пусть сожгут. Вам надлежит немедленно собрать коллектив журнала и срочно подготовить новый номер “Огонька” без этого очерка о Джуне».