Красное самоубийство

Даже невооруженным глазом видно, что на лжи держится вся история большевистской партии и советского государства с самого ее начала! Так, в сталинском «Кратком курсе» истории партии утверждается, что Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Каменев и многие другие лица из самого высшего большевистского руководства были на процессах 30-х годов разоблачены как изменники Родины, провокаторы еще с дореволюционным стажем. Эта констатация – краеугольный камень истории советской власти. В «Кратком курсе» говорится:

«Конечно, партия еще не могла знать тогда, что Троцкий, Радек, Крестинский, Сокольников и другие давно уже являлись врагами народа, шпионами, завербованными иностранной разведкой, что Каменев, Зиновьев, Пятаков и другие уже налаживали связи с врагами СССР в капиталистических странах для “сотрудничества” с ними против советского народа».

Или еще:

«Нельзя считать случайностью, что троцкисты, бухаринцы, национал-уклонисты, борясь с Лениным (вон еще когда! – В. Н.), с партией, кончили тем же, чем кончили партии меньшевиков и эсеров, – стали агентами фашистских разведок, стали шпионами, вредителями, убийцами, диверсантами, изменниками Родины».

Тут Сталин, как всегда, явно переусердствовал в своих клеветнических измышлениях. Когда после его смерти все они были опровергнуты и рассыпались в прах, вся история партии и государства оказалась неуклюжей фальсификацией. А до этого никому почему-то в голову не пришло (в первую очередь, самому гениальному вождю!), что если судить по его «Краткому курсу», то Октябрьскую революцию делали изменники и предатели, причем с дореволюционным стажем предательства! И вот такую «историю» внедряли по всей стране, вбивали в голову всем без исключения. «Краткий курс» истории партии был издан более 300 раз общим тиражом 43 миллиона экземпляров. Его были обязаны изучать (и отчитываться в своих знаниях!) все советские граждане. Большевистская пропаганда вообще считалась властями делом первостепенной важности, она распространялась на всех – от изучающих букварь до пишущих романы. Ленин еще до революции поставил ребром вопрос о «партийности литературы», строго-настрого предупредил, что она неминуемо должна служить только партии большевиков. Быть в одном лице хозяином, учителем, цензором и судьей – именно эти функции присвоила себе партия в отношении советской литературы.

ЦК партии предписывал советским гражданам не только что и как им надлежит делать, но и о чем думать, к чему стремиться, определял, что можно читать, а чего – нельзя, руководство партии прямо объявляло, как и куда дальше двигать советскую литературу. Эти указания не были благими пожеланиями, они были неукоснительным законом, обсуждению не подлежали, а партийные оценки литературных произведений всегда являлись окончательным приговором высшей инстанции, за которым следовали царские милости или неумолимое наказание, причем вплоть до тюрьмы и физического уничтожения попавших в опалу писателей.

Начиная с Ленина, партия всегда придавала большое значение литературе в своей пропаганде. Поэтому для непосредственного руководства ею в 1934 году был создан Союз писателей, своего рода литературное министерство, официальный департамент при отделе пропаганды ЦК партии. Специально для этой цели был собран писательский съезд. К тому времени уже было покончено с НЭП и связанными с ней кое-какими ростками демократии. Покончено было и с вечной опорой России – крестьянством. Нарастала волна массового террора не только против сельских тружеников, но и против всех слоев населения. Вот в это время у властей и дошли руки загнать писателей в колхоз (или – в позолоченную клетку?). Собравшиеся на съезд литераторы как будто не знали и не ведали, что творилось в их стране. Как можно было, например, не замечать голод на Украине, организованный властями и унесший несколько миллионов жизней? В своих воспоминаниях поэт Н. Коржавин пишет о том, как еще мальчишкой он наблюдал в Киеве по утрам такую картину: грузовики собирали на улицах трупы умерших за ночь крестьян, искавших спасения от голода в большом городе, бедствие это нельзя было не заметить и в Москве. Тот же Коржавин вспоминает: