Красное Село. Страницы истории

Во время боев за Красное Село наша семья и жители соседних домов прятались в окопе. Запомнились озабоченные взрослые и притихшие дети. Вышли из окопа, когда затих бой. По улицам Красного Села уже вышагивали немецкие солдаты с автоматами. Оккупировав Красное Село, немцы сразу ввели трудовую повинность. Красноселы вынуждены были выполнять различные работы, необходимые оккупантам. Мама работала на ремонте дороги, идущей от Красного Села на Пушкин. За работу получала одну буханку хлеба на неделю. В запасе продуктов питания у нас не было, так как оккупанты отобрали у нас и вещи, которые им понравились, и продукты. Наступил самый страшный бич оккупации – голод. Мы, дети, выпрашивали подаяние на немецких полевых кухнях, искали что-нибудь съедобное на помойках. Иногда немецкие офицеры давали нам объедки. Питались мы съедобной травой. Однажды мой брат отравился травой несъедобной. Его лечили в больнице. Немало людей умерло от голода. В доме № 99 (за нынешнем магазином «Здоровье») поселились беженцы из Лигова и Горелова. Людей, находившихся при смерти от голода, немцы выносили на чердак умирать. Местные жители хоронили своих умерших близких в зимнее время просто в снег. Копать могилы сил не было. Весной, когда снег растаял, немцы заставили зарыть гробы в землю. У входа на кладбище была сторожка. До войны в ней продавали похоронные принадлежности. Немцы выломали в сторожке пол и туда бросили умерших людей. Позже они разобрали сторожку на дрова. Я видела, как немцы возили на повозках умерших людей на кладбище, одежды на них не было. Весной 1942 года немцы ввели карточки на хлеб. Сколько граммов на человека полагалось, я не помню. Немцы семью из дома выгнали, как и многих других местных жителей. В наш дом вселились румыны, воевавшие на стороне Германии. Выгнанные из своего дома, мы поселились в одном из домов вблизи кладбища. В 1941 году немцами была открыта школа для русских детей. В этом здании до войны находилось отделение милиции (ныне на данной территории расположен хозяйственный магазин). В школе нам преподавали немецкий язык, устный и письменный, Закон Божий. За провинности было наказание – розги. Одна ученица украла в школе чернила. За это получила 25 розог. Летом 1943 года лиговских и гореловских жителей отправили в Германию или в Прибалтику. На дорогу им выдали хлеба. Я и мой брат становились в очередь вместе с ними. Получив хлеб, отдали им. В дом, освободившийся после отправки рабочей силы из Лигова и Горелова, поселили местных жителей, в том числе и нашу семью. В этом доме мы прожили до января 1944 года. В первых числах января группу людей, в которую вошли и мы, под конвоем повели пешком в Гатчину. Вещи свои мы везли на санках. Над нами кружились советские самолеты. Конвоиры выставили красные опознавательные знаки. Советские летчики бросили бомбы в стороне от нашей колоны. В Гатчине нас поместили в конюшню и закрыли на замок. В конюшне были небольшие окна высоко над землей. Взрослые подняли мальчишек к окнам и они, выйдя на улицу, открыли замок. Мы опасались, что немцы сожгут нас вместе с конюшней. Из Гатчины нас вывезли в Латвию и распределили по хуторам. На хуторе я пасла свиней, мама и брат выполняли разные работы по указанию хозяев. На хуторе мы прожили два месяца, затем нас отправили в Германию, в концлагерь. Здесь заставляли работать всех, за исключением детей до 10 лет. За работу выдавали по 100 граммов хлеба и баланду зеленоватого цвета. Работа заключалась в перетаскивании и укладывании шпал на железной дороге. Мы, русские, жили в коровнике. На груди у нас была нашивка квадратной формы с буквами OST. Украинцы жили в доме. У них нашивка была овальной формы. А какие на ней были буквы, не помню. Но работу выполняли одинаковую и русские, и украинцы. После окончания Великой Отечественной войны наш лагерь оказался в американской зоне. В лагерь прибыл представитель американской армии, агитировал нас поехать на жительство в Америку. Затем прибыл представитель Советской армии, агитировал нас вернуться на Родину, обещал, что нас встретят с распростертыми объятиями. Но никто нас на Родине с распростертыми объятиями не ждал. В прописке нам отказали. На работу мама устроилась с трудом сторожем продовольственного магазина. Продовольственные карточки выдали не сразу. Еще долгое время после окончания войны мы чувствовали себя на Родине чужими, как и все побывавшие в оккупации»[160].

И последний фрагмент воспоминаний – Тамары Семеновны Дубенко, также жительницы оккупированного Красного Села: