Красное Село. Страницы истории

Детей, пришедших в школу, раздевали и искали вшей. Немцы боялись тифа. Евгения Павловна помнит учителей Ольгу Ивановну Кирк и Эльфреда Яновича (фамилия стерлась из памяти) – эстонца по национальности. Учили читать, писать, преподавали Закон Божий. За провинности били розгами. После войны эти учителя были арестованы как пособники немцев. Когда пришли немцы, то нашлись предатели, и советских активистов расстреливали. Кто-то их выдал. Были люди, как финны, так и русские, которые добровольно предлагали свои услуги немцам. Во многих сообщениях руководителей партизанских отрядов в Ленинградской области говорится о том, что успешнее всего немецкая пропаганда работает там, где в деревнях финское и эстонское население. Отношение немцев к финнам было лояльное.

Приказом немецкого командования 18-й армии была объявлена перепись немецкого, финского и эстонского населения с целью обеспечения их продовольствием. „Регистрация эстонцев и финнов в компетенции 18-й армии закончилась. В общей сложности было зарегистрировано 11 415 эстонцев и 64 800 финнов. Изменение этой цифры возможно лишь в малой степени и связано лишь с тем, что за пределами собственно зоны боев, где был запрет на переселение, все еще существовала некоторая миграция“.

Финские дома не разрушали и не грабили. У Вороньей горы, на левой стороне железной дороги по направлению к Гатчине, всех отселили, а дома снесли в целях безопасности. Немцы на горе устроили наблюдательный пункт, с которого просматривался весь Ленинград. Осенью 1943 года немцы начали отправлять местных жителей к себе в тыл. Отправили и семью Евгении Павловны в Литву. Там они прожили 8 месяцев. Потом погнали в Германию, в г. Вайден. Там наши люди жили в лагере. Взрослых днем уводили на работу, а дети оставались в лагере. Детей было 40 человек. Однажды пришел полицай и сказал: „Дети, одевайтесь красиво, мы пойдем в цирк“. Но приехали местные бауэры (фермеры) и стали покупать себе детей для работы. Остались только 2 девочки, которых никто не взял, такие они были слабенькие, – вдруг еще по дороге умрут. Одной из этих девочек была Женя. Когда родители вернулись, они устроили страшный шум. Кое-кого из детей удалось вернуть. Так вернули детей семьи Козловых, которые тоже были родом из Дудергофа. Остальные дети так и пропали. В Вайдене все проживающие в лагере чуть не попали в газовую камеру. Всех привезли на место, раздели, и мужчин, и женщин, и детей. Построили перед воротами камеры, но двери почему-то не открылись. Всю толпу погнали обратно, приказали одеться. В августе 1945 года семья Жени уже была в Дудергофе. Дом их почти разобрали. Уже дома они узнали, что старший брат Дима жив и служит в Левашове»[158].

Отметим, что политика немецких властей действительно различалась по отношению к русским и финским и эстонским семьям. Финны и эстонцы находились в привилегированном положении. У них впоследствии возникла возможность переселиться на территорию Финляндии. Что же до активного сотрудничества с врагом, то тут, как мы видим, большой разницы в связи с национальной принадлежностью не было.

Есть в нашем распоряжении и воспоминания Ирины Ивановны Синьковской, проживавшей в годы оккупации в Красном Селе. Хоть в те годы она была малолетней, еще не ходила в школу, тем не менее ее воспоминания доносят события, сохранившиеся в исторической памяти семьи:

«Когда началась Великая Отечественная война, мне не было и трех лет. Я воспроизвожу печальную картину нашей жизни в оккупированном немецкими войсками Красном Селе по рассказам моих старших родственников. До войны наша семья проживала на улице Советской, дом № 12 (ныне – ул. Восстановления, 27).