Красное солнце валькирии

Сейчас она все ему расскажет! Как смеет этот мужик являться и трясти ее словно грушу! Скотина! Сволочь! Наверняка мерзавка Сонька наговорила про мужа невесть что! Кирилл должен все узнать и именно от нее, Мариши.

Но телефон был выключен.

Маришка негодовала, бесилась и набирала номер Кирилла снова и снова.

А Протасов мчался по Мурманскому шоссе, лелея слабую надежду, что застанет Софью живой.

Впереди было полторы сотни километров.

Софья пришла в себя и не сразу поняла, что случилось. Точнее, вообще не поняла, поэтому попыталась встать. Когда это не удалось, она принялась крутить головой, пытаясь выяснить, что, собственно, ей мешает двигаться. Вокруг было темно, холодно и пахло сыростью. И не только пахло! Было сыро так, что у Софьи, привычной к питерскому климату и болевшей крайне редко, хлюпало в носу. Надо бы проверить, есть ли у нее голос. Софья хотела открыть рот, и тут выяснилось, что он наглухо заклеен чем-то вроде пластыря. Почему же она сразу его не почувствовала? Наверное, лицо страшно замерзло и застыло так, что наклейка не чувствовалась. Может, из-за влажности она отклеилась и ее можно отодрать? Но как это сделать? Софья интенсивно пошевелила губами. Ноль эффекта. Руки тоже перехвачены скотчем, причем сзади. А ноги? Она приподнялась и посмотрела вниз – та же история. Даже в темноте видно. Не то чтобы хорошо, но абрис угадывается. Да, в принципе, можно было и не смотреть. Достаточно попытаться двинуться, и станет ясно, что она полностью обездвижена и лежит на промокшем дощатом полу.

Где?

Она еще немного покрутила головой, но больше ничего не увидела.

Зато все наконец-то поняла.

Она находится там, откуда ей не выбраться. Никогда.

Это открытие окончательно привело ее в чувство. Она вдруг вспомнила все, что с ней приключилось: мастерскую старого ювелира, нападение в подворотне и даже то, что когда ее запихивали в машину, она больно ударилась рукой и головой. Софья прислушалась к себе: болит. Значит, так и было.

Она попалась!

Глупо и бездарно, как последняя дура. Ведь знала же, что преступник где-то рядом, но оставалась беспечной. Тупая корова!

Она повалилась обратно и немного повыла. Это, по крайней мере, получалось.

Сколько она пролежала в этом то ли помещении, то ли землянке, определить было невозможно. Казалось, что в кромешной темноте время останавливается.

Что же делать? И стоит ли вообще пытаться?

Чередуя отчаяние с надеждой, она попыталась сесть, а потом встать. Это не удалось, но если двигать попой и одновременно крутить телом, то двигаться, в принципе, было можно. Вот только куда?

Если ее сюда втащили, значит, вход должен быть. Глаза, привыкшие к темноте, стали различать какие-то предметы, и через некоторое время эмпирическим путем удалось выяснить, что в помещении есть дверь и до нее можно добраться.

А ну-ка!

Дверь была, разумеется, заперта, но по каким-то косвенным признакам Софья определила, что за ней темно, следовательно, то ли уже ночь, то ли еще вечер.

Сколько же она тут валяется?

Найти бы нож или гвоздь какой-нибудь, поддеть скотч на лице и отодрать. Тогда хотя бы поорать можно было бы. Вдруг кто услышит!

А в какую сторону ползти?

Она думала с минуту и решила двигаться в противоположную от двери сторону. Ей удалось проползти добрых два метра, как вдруг дверь отворилась, высветив квадрат на полу и ее, извивающуюся ужом.

Она дернулась, глянула с ужасом и застыла.

– Жива еще? Да не дергайся, шучу.

Вытаращив глаза, Софья замычала.

– Прости, перевод требовать не буду, – хмыкнул Кирилл и, шагнув мимо нее, стал что-то делать в углу помещения.

И тут Софья узнала место. Это же сторожка его деда! Так вот куда ее притащили! За тридевять земель, за кудыкину гору! Она была здесь лишь однажды. Тогда они с Кириллом еще женихались, ехать с ним одна она трусила и взяла с собой Маришку. Затхлая, давно заброшенная избушка ей не понравилась, да и Кирилл не был фанатом рыбалки, поэтому за прошедшие годы она совершенно забыла о существовании этой халупы. Даже если бы у нее спросили, она вспомнила бы о ней с трудом. Или не вспомнила вообще.

Оказывается, Бриль не избавился от этого балласта. Избушка была ему нужна.

Кирилл собирался деловито и молча. Лежа на полу, Софья видела его сосредоточенное лицо, в котором не было ни капли озабоченности тем, что у его ног валяется связанный человек.

«Он меня уже похоронил», – догадалась она и закрыла глаза.

– Мне тобой заниматься некогда. Полежи пока тут, подумай о жизни. Потом придет Банщик и все устроит.

Что устроит? Выпустит ее?

Кирилл подошел и сел на корточки.

– Прощай, Соня. Жаль, нет времени прочесть тебе лекцию о том, что за ошибки надо платить. У тебя их было несколько. Первая – уход от меня. Ну а вторая – ты оказалась в ненужном месте в ненужное время. Хотя… кто знает, возможно, провидению было угодно, чтобы именно ты встала у меня на пути. Получается, я убиваю двух зайцев: караю предательницу жену и устраняю неугодного свидетеля. В этом есть что-то инфернальное, не находишь?

Он поднялся и отряхнул штаны.