Красноглазый вампир

Из экономии Флитуинчи всегда обходились без слуг. Друзья миссис Флитуинч за глаза ехидничали, что даже святые не согласились бы прослужить целый месяц у этой заносчивой и скупой дамы, если бы им пришлось пройти испытания на земле.

Теперь супруги ощущали эту изоляцию, как проклятие. Они даже на три дня покинули свое лесное убежище и устроились в семейный пансион в Кингстоне, но их скупость оказалась сильнее. Безумные расходы на это вынужденное пребывание вдали от дома заставили супругов вернуться в родные печальные пенаты.

И они жили там, испытывая животный страх, поставив на внешние двери дополнительные замки и засовы, а с наступлением вечера баррикадировались в своей спальне.

С наступлением ночи обычно начинал сыпать мелкий дождик, а в ветвях близкого леса протяжно завывал ветер. Стоял собачий холод.

Вначале они терпели, но вскоре нашли выход, ибо Комб-Вуд давал столько дров, сколько могла собрать во время прогулки миссис Флитуинч.

Поскольку миссис Флитуинч всегда жаловалась на простуду, сушняк складывался в очаг большой спальни, и доброе тепло — впрочем, довольно экономное — разливалось по комнате.

В этот вечер мистер Флитуинч, заперев все двери, закрыв ставни и зарядив охотничье ружье, удалился вместе с супругой в спальню, где в очаге весело играл огонь.

Висел запах горелого дерева, но он не смущал супругов, напоминая о постоянной экономии. Всё, что дешево стоило, тем более доставалось им бесплатно, радовало их сердце.

При свете крохотной керосиновой лампы хозяин дома пытался прочитать Кингстон Диспатч трехдневной давности, который послужил оберткой для нескольких жалких покупок в городе.

Миссис Флитуинч скрипучим голосом спросила, может, он собирается набирать керосин в придорожной канаве, и ее муж понял намек.

— Ты права, моя дорогая, — ответил он. — Эта глупая газетенка не стоит и капли керосина.

Он задул лампу, напялил колпак с кисточкой и закутался в простыни, вытянувшись рядом с почти уснувшей супругой.

По безлунному небу неслись низкие и тяжелые тучи, ветер дул с удвоенной силой, а потом и вовсе превратился в бурю.

Двери закрыты, ставни опущены, ключи повернуты в замках, засовы сидят в своих гнездах — «Тритоны» превратились в настоящую маленькую крепость, могущую дать отпор любым ночным бродягам.

Супруги Флитуинч спят.

Миссис Флитуинч проснулась. У нее началась сильнейшая мигрень. Она жалобно застонала.

— Джереми, у меня раскалывается голова, и я хочу пить. Ответа не последовало.

— Джереми, сходи за графином с водой, он стоит в туалетной комнате.

Молчание.

Она протянула руку налево. Место мужа было пустым и холодным.

— Джереми! — в испуге закричала она, не зная, что думать о молчании супруга.

Она почувствовала на лице поток холодного воздуха и села в кровати.

Спальня была темной. В камине догорал последний уголек, бросая в комнату багровые отблески.

Это скупое освещение позволило ей увидеть, что в самом удаленном углу спальни дверь, выходящая на лестничную площадку, была широко открыта.

— Джереми! Джереми!

«И-и-и!» — отозвалось на лестнице эхо.

Миссис Флитуинч охватила сильная дрожь. Она протянула руку к шкафчику и ощутила холодную сталь охотничьей двустволки.

Она лихорадочно схватила оружие. Она умела им пользоваться. Это придало ей храбрости.

Она осторожно слезла с кровати. Ей хватило присутствия духа проверить, заряжено ли ружье.

В затворе сидели два патрона с крупной дробью, она сняла ружье с предохранителя и двинулась к открытой двери.

Дойдя до порога, она задумалась, стоит ли зажигать лампу или нет, потом отказалась от этой мысли. Она знала шаги мужа, а поскольку из скупости научилась ходить в полной темноте, была уверена, что справится со спуском по лестнице.

Она вышла на лестничную площадку, пересекла ее, ступила на верхнюю ступеньку.

Но прежде чем начать спуск, она перегнулась через перила и прислушалась.

В доме не слышалось ни шороха, царила мертвая тишина. Даже ветер на улице стих.

Но у нее возникло ощущение чего-то ненормального, чего-то катастрофического.

Снизу шел сладковатый запах, который показался ей знакомым. Пахло только что зарезанной курицей. Сладковатый запах горячих птичьих внутренностей ударил в нос. В первое мгновение это ощущение не вызвало у нее никаких подозрений.

И вдруг кровь застыла в ее жилах. Она едва сдержала крик ужаса. Из приоткрытой двери в кухню шел слабый свет, едва разгонявший мрак в холле. Она ощутила горячий и острый запах зажженной свечи.

Одновременно внизу послышался шорох скользящих шагов.

Она хотела закричать, но из горла не вырвалось ни малейшего звука.

Она машинально спустилась на одну, две, три ступеньки.

Отсюда она могла видеть часть кухни, слабо освещенную свечой, стоящей на полу.

Но этого было достаточно, чтобы разглядеть…

Сначала она увидела ступни, потом волосатые икры, затем зеленые полоски хлопчатобумажной пижамы, задранной до костистых колен. Она хорошо знала эту смешную анатомию и истрепанную пижаму. На полу лежал Флитуинч… Он был неподвижен, и рядом с ним расползалось багровое пятно.

Она завопила:

— Убивают! Убивают!