Красношейка

Такое стремление к странствиям, по-видимому, является пережитком привычки к осенним перелетам.

Мать Красношейки поняла, что наступает именно такой период, когда заметила, что виноградные кисти темнеют, а клен начинает ронять на землю красные листья. Но ничего другого не оставалось матери, как только заботиться о здоровье своих уже взрослых детей и удерживать их в самом безопасном месте леса.

К югу потянулись стаи диких гусей. Юные куропатки никогда ещё не видели этих птиц с длинными шеями. Они приняли их за ястребов и, конечно, испугались. Но, увидев, что мать не боится, они тоже осмелели и наблюдали за полетом гусей с величайшим волнением.

Волновал ли их дикий звонкий крик гусей или возникло внутреннее побуждение, но только ими овладело странное влечение следовать за гусиной стаей. Они смотрели на этих трубачей, стрелой летевших к югу и мало-помалу исчезавших вдали. Куропатки взобрались на самые высокие ветки, чтобы ещё раз увидеть гусей, и с этого часа в них совершилась перемена.

Ноябрьское безумие началось в полнолуние. Оно выразилось всего сильнее у более хилых. Маленькая семья распалась. Красношейка часто улетал по ночам в далекие странствия. Его влекло на юг, но там расстилалась перед ним беспредельная гладь озера Онтарио, и Красношейка возвращался назад. Конец этого «месяца Безумия» застал его снова на берегу Илистого ручья, но уже совершенно одного.

5

Была зима, пищи становилось все меньше. Красношейка продолжал жить в лесном овраге. Каждый месяц приносит с собой и особую пищу и особых врагов. Ноябрь принес безумие, одиночество и гроздья винограда; декабрь — «Снежный месяц» — принес ягоды шиповника, а бурный месяц январь — метели. Трудно было держаться на ветке и срывать с неё замерзшие почки. Клюв Красношейки сильно истерся от этой работы и даже не мог плотно закрываться.

Природа, однако, приспособила Красношейку к хождению по скользкой земле. На его пальцах, таких тонких и изящных, выступил ряд острых роговых наростов, и когда выпал снег, он уже оказался вполне снаряженным для зимы: природа снабдила его лыжами и коньками.

Холод прогнал ястребов и сов и лишил возможности четвероногих врагов Красношейки приближаться бесшумно. Таким образом, Красношейка был почти в полной безопасности.

Ежедневные полеты в поисках пищи увлекали Красношейку все дальше и дальше, пока он не открыл и не исследовал берега Роздэлского ручья, поросшие серебристой березой, и Честерские леса, где в снегу краснели ягоды.

ещё не кончилась осень, а лес уже начал распевать свою знаменитую песенку: «Скоро придет весна!» — и не переставал самым добросовестным образом повторять этот припев в течение самых суровых зимних бурь, пока наконец не миновал «Голодный месяц» — наш февраль — и действительно появились признаки весны. Тогда лес восторженно стал заявлять миру: «Я говорил вам это!» Солнце стало теплее и растопило снег на южном склоне холма Кэстл Франка, обнажив множество сочных зеленых кустиков брусники, ягоды которой служили вкусной пищей для Красношейки. Он бросил обрывать замерзшие почки с деревьев, которыми питался зимой. Теперь он мог пировать и снова нагуливать жир.

Очень скоро прилетела первая трясогузка и, пролетая мимо, прощебетала: «Весна идет!» Солнца с каждым днем становилось ярче, жарче, и однажды в марте — «месяце Пробуждения весны» — перед самым рассветом послышался громкий крик: «Карр, карр!» Ворон Серебряное Пятнышко прилетел с юга во главе своей стаи и возвестил: «Весна пришла!»

Вся природа подтвердила начало весны и птичьего нового года. Кузнечики стрекотали: «Весна! весна! весна!» Они трещали так настойчиво, так долго, что невольно приходилось удивляться, как это они находили ещё время для добывания пищи.

И Красношейка ощущал какой-то радостный трепет во всем своем теле. Он прыгал с особенной живостью на пень и громко хлопал крыльями, пробуждая отдаленное эхо, как будто тоже выражавшее радость по поводу прихода весны.

Далеко внизу, в долине, стояла хижина Кэдди. Услышав громкое хлопанье крыльев, разносившееся в утреннем воздухе, Кэдди понял, что это гремит самец куропатки. Взяв ружье, он подкрался к оврагу. Однако Красношейка бесшумно улетел и остановился лишь у Илистого ручья. Там он взобрался на то самое бревно, на котором он в первый раз забарабанил своими крыльями, и снова захлопал ими, да так громко, что один маленький мальчик, проходивший через лес, побежал в страшном испуге домой и сказал своей матери, что на них Собираются напасть индейцы, так как он слышал в роще бой их военных барабанов.

Почему мальчик радостно кричит? Почему юноша вздыхает? Они сами не могут объяснить этого и знают об этом не больше, чем знал Красношейка, когда влезал ежедневно на какое-нибудь свалившееся дерево и громко хлопал крыльями, наполняя этими барабанными звуками весь лес. Затем он начинал важно расхаживать, раздувая яркие перья своего воротника. Полюбовавшись, как переливаются и блестят они в солнечных лучах, словно драгоценные камни, он снова начинал хлопать крыльями.