— «Вопрос, затронутый в нем,» — сказал Ген. Татаркин, — «весьма конфиденциальный и крайне деликатный. Прежде чем, принять то или иное решение, я бы хотел обсудить его с Вами» и он передал мне письмо, напечатанное на пишущей машинке.
Насколько мне память не изменяет, оно начиналось, примерно, так: «Распоряжением Главнокомандующего на меня возложена организация казачьих войск и решение всех казачьих вопросов.» Второй абзац письма был посвящен Ген. П. Н. Краснову, по адресу которого автор разразился недопустимо резкими выпадами и клеветой. По третьему пункту Донской Атаман, Ген. Татаркин, предназначался на должность Начальника Главного Управления казачьих войск при штабе Р.O.A. а его начальником штаба Полк. К.[7]
, по отзыву некоторых, любимец генералов Власова и Трухина, молодой и довольно невоздержанный человек. Дальше были поименованы еще 2–3 лица, в том числе и я, как кандидаты на высшие посты при штабе Главнокомандующего. Письмо было подписано Ген. П., предназначенным Ген. Власовым на должность инспектора казачьих войск.Когда я ознакомился с этим документом, у меня не оставалось ни малейшего сомнения, что между Красновым и Власовым произошел не только разрыв, но случилось нечто худшее. Совершенно игнорируя П. Н. Краснова, в официальном документе, его действия подвергаются грубой критике и, именем Главнокомандующего, казачьи генералы сзываются в ставку Р.O.A. для работы по казачьим вопросам, но вне всякой связи с главой Казачества. Но больше всего меня возмутила подпись Ген. П., которая совершенно обесценивала этот документ. В моей памяти сразу воскресла вся бурная эпопея этого генерала. Свою карьеру он начал в составе Русского Охранного корпуса в Югославии, где удержался недолго и, по словам командира корпуса Ген. Штейфон, вскоре оттуда дезертировал. Кстати сказать, что по пути своего бегства из корпуса он, около часа ночи, явился ко мне на квартиру в нетрезвом виде и требовал от меня деньги. Через небольшой срок, генерал, неожиданно, появляется уже в штабе 1 казачьей дивизии Ген. Панвица. Но и здесь он долго не ужился и, исчезнув, вынырнул внезапно в Италии, в казачьем стане Ген. Доманова. Помню, как-то раз, Петр Николаевич спросил меня: — знаю ли я Ген. П., находящегося сейчас у Доманова и которого он намеревается назначить на ответственную должность. Я ответил, что этого генерала в своей жизни я видел только раз и то он был в нетрезвом состоянии, а затем, рассказав всю его пеструю карьеру, я добавил, что ко всему этому он — больной алкоголик. Подумав немного, Петр Николаевич промолвил: «Теперь я понимаю, почему он периодически болеет по неделям.»
Однако, служба в стане Доманова тоже не пришлась по вкусу Ген. П. и он тогда перекочевал к Ген. Власову. Чем и как он подкупил симпатии последнего, мне неизвестно, но бесспорно, судя по документу, он завоевал доверие Андрей Андреевича и свое дело начал с грязной и грубой клеветы на П. Н. Краснова.
Все это я подробно рассказал Донскому Атаману, дабы он знал подлинное лицо автора письма. Негодуя против генерала П., я одновременно не щадил и генералов Власова и Трухина, справедливо упрекая и их. Я мог понять…что они не сошлись с Ген. Красновым, мог допустить, что они стали на. путь открытого с ним конфликта, но в моем сознании никак не укладывалось, чтобы они среди казаков не могли найти более достойного на такую большую и ответственную должность, чем названный генерал.
— «Кто же из казаков, уважающих себя, пойдет служить под его командой?» — задал я вопрос Донскому Атаману.
— «Какой же выход из положения?» — спросил Григорий Васильевич.
— «Если я получу такое письмо, я поеду сначала к Петру Николаевичу, посоветуюсь с ним, а потом приму окончательное решение,» — ответил я. Атаман молчал. Он, видимо, внутренне боролся с собой, не зная как поступить. После небольшой паузы он сказал, что этот вопрос столь важен, что он должен его еще всесторонне обдумать. Полагая, что он знает причины, побудившие Ген. Власова открыто выступить против Краснова, я спросил его об этом. Он ответил отрицательно, сославшись на то, что последнее время он жил вблизи Виллаха и не в курсе Берлинских событий, но что когда он находился еще в Берлине, он ничего не мог заметить, что предвещало бы их разрыв.
Не зная, что предпримет Атаман, я, на всякий случай, просил его, если он будет видеть Ген. Трухина, передать ему мое письмо. Он обещал выполнить мою просьбу и мы условились, что завтра я принесу ему письмо.