Краснов-Власов.Воспоминания

Два дня я безрезультатно звонил в штаб Р.О.А. Генералы Власов и Трухин отсутствовали. Только на третий день я связался по телефону с Фёдор Ивановичем. Несмотря на перегруженность большой и спешной работой, он просил меня приехать к нему на следующий день вечером, чтобы потом вместе пройти к Ген. Власову.

Приехав к Федор Ивановичу, я нашел его крайне утомленным, так как последние дни он провел в дороге, посещая части Р.О.А. Он еще не был в курсе здешних дел и весьма интересовался новостями в казачьих сферах. Я информировал его обо всем и передал ему, частично, последний разговор с Ген. Красновым, сказав, что у Петра Николаевича незаметно никаких перемен к худшему. Наоборот, можно смело утверждать, что он по-прежнему намеревается выработать совместно с ними соглашение, но, как я уже говорил, поставив условием официальное назначение Ген. Власова Главнокомандующим.

— «Кстати, скажете, Федор Иванович, когда же, наконец, это будет?» — спросил я.

— «Не только я, но и сам Ген. Власов этого не знает. Каждый день ему обещают, каждый день мы ждем, но безуспешно,» — ответил он мне.

— «Возможно, что такое положение продлится еще и месяц?» — задал я снова вопрос.

— «Не исключается и это,» — последовал лаконический ответ.

В дальнейшем разговоре Федор Иванович поделился со мной своими впечатлениями о поездке и о том, как подвигается формирование Р.О.А..

Узнав по телефону, что у Ген. Власова окончился прием, мы пошли к нему. Заметно было, что Андрей Андреевич чувствовал себя утомленным. Не отдохнув после поездки, он целый день принимал разных посетителей. Однако, встретил он нас с обычным радушием.

— «Ну, Иван Алексеевич, расскажите мне, будет ли Петр Николаевич держать свое обещание и идти с нами нога в ногу?» — с такими словами обратился ко мне Андрей Андрдеевич, опустившись в удобное, мягкое кресло. Мне пришлось повторить ему то, что час тому назад я рассказывал Ген. Трухину. Особенно сильно я подчеркнул, что Ген. Краснов идет искренно на сближение, но идет ощупью, быть может, с известным недоверием, опасаясь за дорогое ему казачество, которое он любит душой и сердцем.

— «Это надо понять и почувствовать», — сказал я, — «тогда многое станет ясно».

— «Да, быть может, и я не меньше его люблю и ценю казачество, но об этом молчу», — бросил мне в ответ Андрей Андреевич.

— «Многие, например,» — продолжал Ген. Власов, — «всячески зондируют почву и пытаются узнать — монархист ли я или республиканец. Но я молчу. Вам скажу, что ни то и ни другое. Для меня любая форма правления — приемлема. Но какая лучше, — это дело русского народа; он сам знает, что ему нужно. Захочет он монархию и я буду первый монархист, выскажется большинством за республику или федерацию, я столь же рьяно буду поддерживать его в этом. Упрекают меня также, что я не высказал официально мою точку зрения на еврейский вопрос. Но я сделал это умышленно. Скажи я что либо против, зтим вызвал бы к себе отрицательное отношение мирового еврейства, выскажись за него, мог бы нажить себе больше врагов. Поэтому этот вопрос я обошел молчанием, считая, что его решит сам русский народ.»

Переведя опять разговор на Ген. Краснова, Ген. Власов проявил особенный интерес к «соглашению», сказав, что то, что он прочитал во время завтрака, не содержит даже и намека об едином командовании и подчинении ему казачества, как Главнокомандующему. По его словам, там все, главным образом, сводилось к учреждению при нем Зимовой Станицы, а остальное полностью противоречило тому, что было договорено при его свидании с Ген. Красновым. К сожалению, я не мог дать ему исчерпывающий ответ по этому вопросу, ибо я знал, что никаких шагов со стороны генералов Красновых не было пока предпринято, дабы радикально изменить содержание «соглашения». Но я воздержался это высказать Ген. Власову и ограничился передачей ему мнения по этому вопросу Петра Николаевича. Я сказал, что в разговоре со мной, последний не считал эту редакцию окончательной и намеревался, приехав к нему, еще раз обсудить с ним все вопросы, а начальники штабов должны были тогда же составить письменное соглашение, приемлемое обеими сторонами. «Однако, прибавил я, обстановка, как Вам известно, сложилась неблагоприятно и выполнить это оказалось невозможным.»

Был ли удовлетворен Ген. Власов этим моим объяснением, я судить не могу, ибо, прервав эту тему он вдруг, неожиданно, спросил меня: «А как молодой Краснов?» — «Мне известно,» — ответил я — «что он также благожелательно настроен к Вам, но решающего, значения он не имеет. Я лично его ценю за его неподкупность и преданность Ген. П.Н.Краснову.»

— «Это мне хорошо известно. Знаю и то, что у него не хватает мужества противоречить или сказать неприятную правду в глаза Петру Николаевичу, а, кроме того, он находится всецело под влиянием Д-ра — X.» — сказал Ген. Власов.