Красные дни. Роман-хроника в 2 книгах. Книга 2

Миронов был огорчен вдвойне: где-то недалече, в Усмани что ли, стояли на отдыхе и переформировке сильно потрепанные полки Блинова (об этом рассказывали многие очевидцы), и Миронов надеялся, что эти остатки бывшей его непобедимой конницы теперь отдадут ему же, в новый корпус. Увы, штаб фронта и в этом придерживался другого мнения. Смилга, член РВС Республики, разъяснил по телефону, что высшие штабы намерены создать в ближайшее время несколько крупных соединений конницы и группа Блинова со временем будет развернута в самостоятельную дивизию — Миронов на нее рассчитывать не должен.

— С тем и передислоцируем корпус, что вам, товарищ Миронов, придется обмундировывать и учить новобранцев из Воронежской, Тамбовской губерний. Учить и натаскивать, и, как понимаете, в самые сжатые сроки. Учитывая именно ваш опыт в строевой и учебной практике, товарищ Миронов.

Слушать эти заверения, конечно, всякому приятно, и все же краем души чувствовал Миронов неладное, тосковал, ждал подкрепления из Казачьего отдела ВЦИК...

Корпус разгружался на узловой станции Грязи. Пехотинцы забили прохладный вокзал, раскидались со стираными портянками и бельишком под пыльными тополями и осинами. Квартирьеры сбивались с ног: не было вблизи ни казарм, ни других приспособленных для войска и штаба помещений. Над путями дымили походные кухни, кипела в них все та же пшенная каша-размазуха, а то и вовсе скучная затируха из ржаной и ячменной муки. Конные эскадроны вытянулись вдоль мутной речушки с невеселым названием Матыра, кони лениво общипывали тут луговые кулижки, отмахиваясь хвостами от оводов.

Не было у Миронова ни проверенных в деле помощников, ни налаженных отношений, гонял новичков, взводных и эскадронных командиров, знакомился и беседовал со многими, подбирал штаб. В штабе временно управлялся адъютант будущей 2-й кавдивизии, бывший офицер, Дронов. Командира 1-го стрелкового полка Праздникова отрядил с молодыми, неиспорченными новобранцами в окрестные Советы — помогать по хозяйству бедным и многодетным семьям. Сам договорился с местными ревкомами и управами насчет картошки и прочей летней снеди, чтобы попадало в красноармейский котел сверх нормы, жизнь на станции Грязи стала помалу налаживаться. А тут из Москвы наконец прибыли помощники, и какие!

Михаил Данилов, старый знакомец, ввел к Миронову плечистого, калмыковатого крепыша с коротковатой борцовской шеей и небольшими, туго закрученными усами, отрекомендовал без пояснений:

— Товарищ Булаткин.

Миронов еще раз оценил вошедшего. По обличью — старый вахмистр-жила, но небольшие жмуристые глаза с веселинкой и казачьей простоватостью... На сильной, окатистой груди, перечеркнутой малиновыми «разговорами», резко пламенел в алой ленточке орден Красного Знамени... (Прикинул, что во всей Красной Армии сейчас их не более десятка, краснознаменцев!)

— Товарищ Булаткин, Константин Филиппович, — доложил Данилов. — Бывший комбриг-4 из 10-й армии, рекомендован командовать 1-й кавдивизвей, быть вашим помощником и заместителем...

Данилов улыбался по-прежнему открыто и зубасто, и эта его привычная беспечная улыбка была словно пароль для Миронова: все, мол, идет нормально, за этого человека ручаемся.

— Хорошо, — сказал Миронов. — Помню такой приказ по фронту — о геройстве бригады Булаткина под Царицыном... Кстати, где нынче начдив Думенко?

— В Саратове, на излечении. Легкое вырезали ему, профессор какой-то делал операцию, спас, можно сказать... Они там вместе с Егоровым лежали, — сказал Булаткин.

— Да, были в прошлом году и победы и потери немалые, — вздохнул Миронов. — Оттого и приходится сызнова собирать силы... Вы-то сейчас откуда, если не секрет?

Булаткин приставил ногу к ноге, выказывая въевшуюся в кровь служивскую выучку, ответил чуть ли не рапортом:

— Послан был весной в красную академию, в Москву, товарищ Миронов. Но по прибытии оказалось, что прием окончен, все места заняты. Вроде как по нас отрезало, и сказали: до будущего набора...

— Но ведь было решение ВЦИК другое? — Миронов закусил правый ус, хмуро взглянул на Данилова. Тот лишь махнул короткопалой рукой, пожал плечами:

— Вы же знаете: во ВЦИКе — одно, в военном ведомстве — другое. Не любят там полевых командиров. Недавно вон Чапаева с Восточного отчислили: дерзкий на язык, говорят!

— Ясно, — сказал Миронов.

Булаткин огладил своей тяжелой, каменно-твердой рукой усы, усмехнулся с простодушием:

— Да я и не сожалею дюже! Войны впереди много, какая там учеба!

— Оно-то так... Деникин в силе, надо его бить, и бить как следует, — согласился Миронов. — Но все же эти «академические тонкости» задевают душу... Хотя что ж, эти заботы, как говорят, на завтра, а пока начнем работать, товарищ Булаткин. Я рад вашему прибытию. Будем и строевой, и учениями заниматься от восхода до заката. Народец все больше необученный, да и бездействие войск, как вы понимаете, есть заведомое поражение в первом же бою. Старая истина. Многие к коню в первый раз подошли, а корпус-то именуется кавалерийским.

— Да еще мироновским! — засмеялся Данилов.