Красные фонари

Всем известно, Жизнь — Театр.
Этот — раб, тот — император,
Кто — мудрец, кто — идиот,
Тот молчун, а тот — оратор,
Честный или провокатор,
Людям роли Бог дает.
Для него мы все — игрушки,
Расставляет нас с небес…
Александр Сергеич Пушкин,
А напротив — Жорж Дантес!

Кожа

И тонкой была, и чувствительной кожа,
Любого она доводила до дрожи,
Теперь эту кожу ничто не тревожит,
Хоть стала и тоньше, и с виду моложе.
Ту, старую, кожу распяли подтяжкой,
Разгладив все чувства и память бедняжке.

Мартышка

Мартышка, малышка,
Что чешешь подмышки?
Что попочку чешешь,
Затылок и лоб?
Скажи, за какие такие делишки
Аж в клетку тебя засадить кто-то смог?
С тобой мы похожи,
Наивные рожи,
И глазки, и ушки, и пальцы, и рот.
Чесался б я тоже,
Кто знает, быть может,
Все мог сделать Боже наоборот!

Кот

Кот мой свернулся калачиком,
Глазки блеснули во тьме,
Это работают датчики
Где-то в кошачьем уме.

Ушки стоят, как локаторы,

Слушают тайную тьму,
Все, что в его трансформаторе,
Он не отдаст никому!

Кошкам Куклачева

Нет, кошку никому не подчинить,
Она не поддается дрессировке,
И тайной независимости нить
Не ухватить в загадочной головке.

Но иногда расщедрится сама

И сделает кошачье одолженье,
Чтоб дрессировщик не сошел с ума,
Все выполнит без капли униженья.

Малеру

Я слушал Малера, закрыв глаза,
Застыла на щеке слеза.
Мне было страшно, но напрасно,
Я видел смерть — она прекрасна.

Евгений Стеблов на исполнение роли Гаева в пьесе А. Чехова «Вишневый сад»

Сколько движения, мимики, слов,
Кое-что в цель, кое-что — мимо «Сада».
Как вы прекрасны, Женя Стеблов,
И изнутри, как всегда, и с фасада.

Зря, может, пробуем, роем ходы,

Вот уже век не отыщут причину,
Из-за чего вырубают сады,
«Желтого в угол, дуплет в середину».

Может, отучимся капельку врать?

Будем друг друга любить, а не злиться.
Если бы, если бы, если бы знать, —
Фирса больного отправить в больницу.

Лия Ахеджакова о Валентине Гафте

Встретились мы впервые на телевидении, за кадром озвучивали картинки: он мальчика, а я девочку. Это было очень давно, год не помню. Мы были молоды, деньги зарабатывали где придется. Потом встретились на радио, где писали уроки русского языка для каких-то африканских народов, может, Зимбабве. И вот я помню, что уже тогда он потряс меня, как бы это сказать — требовательностью к себе. У него был текст: «Я робот, мне восемь лет». Мы уже все очумели, а он не давал больше никому делать свои дубли: то ему казалось, что его голос не тянет на восемь лет, то — что он не робот, а то — по-русски текст нехорошо звучит и эти народы не смогут учить язык по такому произношению. Всего было около ста дублей. Конечно, кроме «Я робот…» там еще были какие-то предложения, но «отделывал» он только эту деталь.

До «Современника» я работала в ТЮЗе, а он — в разных театрах, которые часто менял. А наши дороги чаще всего сходились в кино или на ТВ. Помню, как очень симпатичный человек, режиссер Борис Рыцарев, снимал сказку, где Иван Петрович Рыжов играл царя, я — его дочь, царевну, а Валя и Миша Козаков — царских казнокрадов.