– Э-э-э, сейчас, – сказала я и потребовала у Зарецкого: – Дай документы.
Тот спешно начал искать их и вытащил из бардачка, уронил, поднял и передал мне. Полицейский со смутно знакомой фамилией пошевелил усами и стал вглядываться в документы, будто пытался найти там доказательства того, что они – поддельные. Он так долго смотрел в них, что я занервничала еще больше.
– С ними все в порядке? – спросила я у Зарецкого.
– Естественно, – прошипел он.
Капитан услышал это и, кажется, слегка напрягся. Я бы тоже весьма удивилась, если бы водитель машины не знал, что с его документами.
– Нарушаю? – прямо спросила я, совершенно не желая прощаться с деньгами и платить штраф.
– А как думаете? – спросил мужчина в форме.
– Я соблюдала все правила, – честно сказала я, забыв, что нахожусь в теле парня. Пилимонкин же крайне заинтересовался этой оговоркой:
– Соблюдала? – спросил он.
– Да, – тряхнула я головой, и только тычок в бок дал мне понять, что я совершила наиглупейшую ошибку.
Вот же блин!
– То есть соблюдал, – с улыбочкой поправилась я.
– Не употребляли ли вы алкоголь? – поинтересовался Пилимонкин.
– Нет! – воскликнула я.
– Как-то вы слишком неуверенно вели машину, – сказал задумчиво Пилимонкин. – Да и речь у вас бессвязная. Попрошу вас пройти освидетельствование на состояние алкогольного опьянения.
– Что-о-о? – возмутилась я.
– Мы не пили! – в один голос со мной сообщил и Зарецкий.
– Выходите из машины, – велел Пилимонкин.
Пришлось выйти и сесть в патрульный автомобиль, стоящий неподалеку. Там, предупредив, что все действия будут фиксироваться на камеру, Пилимонкин составил протокол, вытащил мундштук, и, быстро рассказав о предстоящей процедуре, попросил в него подуть.
Я, не без труда вспомнив, что говорила Ранджи, тотчас попросила показать соответствующие документы и тщательно проверила состояние упаковки мундштука. Пилимонкина это изрядно раздражало, и когда алкотестер показал, что я не пьяна, он обозлился еще больше, однако отпустил меня, буркнув: «Счастливого пути».
Я стрелой вернулась к Зарецкому и села за руль, злая как собака.
– Невероятно, – похлопал он в ладони. – Три минуты за рулем и тебя уже остановили.
– Это все ты виноват, – не растерялась я, выезжая на дорогу.
Больше я Зарецкого не слушала и ехала так, как хотела, несмотря на его вопли, плавно перешедшие в обреченное ворчание. Небо в это время хмурилось все сильнее и сильнее; оно наливалось свинцом и чернело, грозя вот-вот послать на город грозу. Вдалеке слышались раскаты грома и изредка тучи озарялись вспышками далеких молний. Воздух был спертым, а ветер, до этого трепавший деревья за макушки, подозрительно затих.
К моему дому мы подъехали до того, как успела разыграться гроза, и даже успели забежать в магазинчик неподалеку, чтобы купить кое-какие продукты. Яр при этом по привычке решил взять тяжелый пакет у меня из рук, а я машинально отдала его, вызвав у продавщицы весьма удивленный взгляд. Обычно в парах поступали наоборот.
– Она феминистка, – пошутила я.
– У него спина болит, – сказал Ярослав одновременно со мной. Женщина за прилавком еще раз странно на нас посмотрела, а я все-таки забрала пакет себе, понимая, что в теле мужчины есть свои плюсы, например, сила. Зарецкий лишь одарил меня весьма выразительным взглядом.
Едва мы подошли к подъезду, как хлынул холодный ливень. В темно-синем, с каким-то зеленоватым отливом небе засверкали тонкие нити молний. Гром загремел так, что казалось, будто тучи сталкиваются прямо над нашими головами.
Нормальные люди попытались бы поскорее спрятаться от дождя и ветра в подъезде, однако мы с Ярославом, не сговариваясь, остановились. Я без страха смотрела на молнии, разрывающие темные грозовые облака напополам, – их отлично было видно из-под козырька подъезда. Грозы я любила – в них чувствовалась незримая мощь, которая всегда меня завораживала. Они не пугали меня, как Алену, которая безумно боялась грома и молний, и не оставляли равнодушной, как Ранджи, которая, если нужно было, могла идти по улице даже в самый сильный дождь, не думая об укрытии. Они околдовывали и, кажется, даже придавали сил.
Ярослав тоже не боялся и не сторонился грозы. Он с немым восхищением смотрел на небо, пытаясь поймать молнию на объектив своего телефона.
Ветер кружил вокруг нас, завывая и хлеща по лицам, вода обрушивалась с почерневшего неба серой стеной, превращая дороги в реки, гром разрывался снарядами, заставляя срабатывать сигнализации на машинах во дворе, а молнии одна за другой озаряли тучи желтоватым ярким светом.
– Ничего себе, – восхищенно проговорил Ярослав, не отрывая взгляд от туч. Ему удалось заснять парочку молний, и на фотографиях это выглядело эффектно.
– Любишь грозы? – спросила я, полной грудью вдыхая свежий, пропахший дождем воздух.
– Люблю, – признался он. – Я вообще люблю природу.
А я вдруг подумала, что мы не такие уж и непохожие.
В подъезде нам все-таки пришлось укрыться – вода, которой становилось все больше и больше, подобралась к нашим ногам. Конец грозы мы наблюдали уже из окна подъезда. И ко мне домой пришли умиротворенные увиденным.