Красные камни Белого

– Если бы не твоя машина, Вальдемар, я не оставил бы снаряжение!

– Если бы не твоя…

– Надо отыскать и завалить все выходы из храма, – медленно произнес Баурда, которому не хотелось присутствовать при стычке. – Через пару дней мыры проголодаются и начнут действовать. Либо уйдут через какой-нибудь тайный ход, который мы не найдем, либо попытаются прорваться через двери, которые мы откроем… – Дан помолчал. – Перед дверьми мы построим клетку. Мыры выскочат и окажутся в западне.

– И мы положим их из пулеметов, – весело закончил Секач.

– Или отловим, – пожал плечами следопыт. – Живого мыра можно продать за хорошие деньги.

– В первую очередь нас интересуют Камни, – отрезал Вандар. Он прекрасно понимал, что трое оставшихся в живых разведчиков тварей из храма не выгонят, а пойдут ли внутрь менсалийцы – большой вопрос. О ярости мыров слагали легенды, и вряд ли наемники захотят рисковать. Приказывать же им трудно, так можно и до бунта доприказываться. А потому Вандару не оставалось ничего, кроме как согласиться с Баурдой: – План хорош, приступайте.

План был так себе, но других предложений не последовало.

– А как же спорки? – поинтересовался Осчик. – Полагаю, они намерены вернуться.

– Раз они ушли, значит, им было куда уходить, – рассудительно произнес капитан. – Мы отыщем их поселение и намекнем, что, пока мы здесь, возвращаться в храм не надо.

* * *

– Еще чаю, учитель?

– Да, – кивнул Алокаридас.

– Прошу.

Охотник с почтением подал жрецу кружку.

– Спасибо, Енер.

– Это самое малое, что я могу сделать, учитель. – Охотник поправил лежащее на плечах жреца одеяло и вздохнул: – Вам пришлось нелегко.

Енер и двадцать других мужчин пришли из Мачитара. Всего на Ахадире было пять поселений, жители которых обеспечивали скромные потребности Красного Дома, и Мачитар находился ближе всех.

– Ничего, – попытался отшутиться Алокаридас. – Иногда полезно переночевать на свежем воздухе.

– Не в вашем возрасте, учитель.

«И не при таких обстоятельствах…»

Старый жрец сделал большой глоток обжигающего, пахнущего травами и дымом чая и замер, неподвижно глядя на огонь.

Вновь переживая ужасы прошлой ночи. Вновь терзаясь. Проклиная свалившуюся на храм опасность и коря себя за непредусмотрительность.

«Я стар, но не мудр. На моих руках кровь младших братьев, а я… я даже не умер. Я выжил. Меня спасли те, кого я не смог защитить».

Но мог ли? Должен, обязан – да, но мог ли?

Лет десять назад – наверное… Нет, не наверное, а смог бы. Потому что десять лет назад Алокаридас был полон сил и мог превзойти в поединке любого тальнека. А сейчас…

Нет. Не мог.

И не смог.

Все началось незадолго до рассвета – исчезли двое младших братьев, оставшиеся наблюдать за входом в храм. Наученный горьким опытом Алокаридас распорядился не приближаться к крыльцу, но послушники все равно пропали, и теперь никто не скажет, нарушили они приказ или нет.

Пришедшие братья никого на площади не нашли, подняли тревогу, но было поздно – вырвавшиеся из храма звери принялись убивать всех, кто оказывался на пути.

Жрец вздохнул и еще сильнее сдавил ручку кружки.

Скольких послушников они потеряли во время бегства из ставшего страшным Красного Дома? Сколько из них погибло? Сколько просто потерялось? Кто заблудился, а кто лежит сейчас со сломанной ногой и безуспешно пытается докричаться до братьев?

Никто не знает.

Ничего не понимающие, плачущие, дрожащие от утреннего холода и страха, они собрались примерно в половине лиги от Храма, на небольшой поляне, и долго, несколько часов, звали своих. Отыскали трех заблудившихся сестер, а после отправились в путь.

Теперь Алокаридас понимал, что им следовало остаться на той поляне, развести костер, сделать шалаши и подождать охотников, не уходя от храма, но напуганные послушники умоляли идти, и жрец согласился.

Смогут ли они вновь войти в Красный Дом как домой? А не дрожа от страха?

Никто не знает.

Целый день шли послушники по горной тропе. Голодные, напуганные, но держащиеся друг друга. Никаких ссор, никаких грубых окриков: младшие братья несли двух раненых, помогали отставшим и трогательно заботились о выбившихся из сил девушках. И Алокаридас с гордостью шептал Отцу: «Ты видишь? Они достойны твоих объятий. Они молодцы…»

Шептал и не понимал, за что Отец наслал на столь достойных людей столь страшное испытание?

Сам жрец во время перехода едва не умер. Он запретил даже думать о том, чтобы его несли – хотя младшие и предлагали, – и шел впереди колонны, тяжело опираясь на палку. Боль в ногах быстро перекочевала в спину и голову, несколько раз Алокаридас был близок к обмороку, но упрямо продолжал шагать, одним своим видом вселяя в послушников уверенность.

Алокаридас надеялся умереть.

Но не успел – ближе к вечеру они встретили ведомых Балодаком охотников и остановились на ночевку.

– Вы уверены, что это были звери? – деликатно спросил Енер.

– Валуин видел следы.

– Балодак упоминал.

– А ночью мы видели тени. Силуэты. – Жрец помолчал. – Я уверен.