Красные камни

– Товарищи, это была провокация, не верьте! – но приклад врезался в лицо, выбивая зубы. Затем его кинули даже не в автозак, а в бронетранспортер, бросили на пол, так что нельзя было видеть, куда везут. А снаружи было тихо – не было ни выстрелов, ни команд, ни криков ярости и боли. Он проиграл, подвел Странника, провалил порученное ему дело – хотелось выть, биться головой и скрежетать зубами. Ольховская оказалась дьяволом – вступать с которым в договор нельзя было ни при какой кажущейся выгоде. Откажись он сразу от ее предложения – остался бы героем в глазах своих учеников. Теперь же втоптанным в грязь оказался не только он, но и идея!

Львов, дом на улице Красного Казачества.

Ночь на 1 сентября

– Ну что, крысы бегут с тонущего корабля? По домам, под мамкины юбки прячемся! Предатели!

– А кого мы предали? Если сам Сергей Степанович оказался… Нас учил, а сам…

– А мне плевать. Может, он и не такой, как… Но мы-то есть! И помним, чему он нас учил!

– А чему учил? Во что теперь верить – в фашизм? Вы как хотите, а я валю!

– И мне тоже что-то не хочется в такой коммунизм. За спасибо работать, – а у меня вот ботинки прохудились, и что, не имею права новые купить?

– Ты что, забыл, что Сергей Степанович говорил? Коммуна будет, как еще Чернышевский писал. Живем вместе – но не вонючие тесные клетушки в бараке, а зал, чистый и светлый. И те же ботинки – у двери, кучей стоят: как собрался выйти, выбираешь любые. Работаем вместе, едим вместе, гуляем вместе, спим вместе…

– И чтоб моя Дашка не только со мной, а с любым, кто ее захочет? А в морду?

– Ребята, не ссорьтесь! Когда это все будет, неизвестно, – а решить надо, что делать сейчас.

– Я тоже в сторону. Не хочу жизнь ломать непонятно за что! Нафиг мне эта буча, я на инженера выучиться хочу!

– Так значит, все жертвы зря – Якубсон, Горьковский? И Степу мы, выходит, напрасно?

– А во имя чего? Нет больше «Молодой ленинской гвардии». Если идея – дрянь.

– Ах ты!..

– Ребята! Да разнимите их кто-нибудь!

– Ты что, шкура, не понимаешь? Даже если идея накрылась, мы-то есть! Во имя чего все было? И что теперь – по домам?

– А куда еще?

– Если наша цель – коммунизм. Раз его пока нет, то и борьба не закончена. Надо сражаться с теми, кто мешает. Бороться и искать, не сдаваться!

– С кем бороться? Фашистов без нас победили. Бандеровцев и тех уже не осталось. По вечерам ходить и хулиганье ловить по дворам? Смотреть, кто одет неправильно, и девчонкам юбки задирать? Надоело уже!

– Слушай, а может, мне на инженера выучиться, это и будет мое участие в строительстве коммунизма? А прочим пусть специальные люди и учреждения занимаются!

– Это которые завтра за всеми нами придут?

– Ребята… Но надо что-то делать! Что, разбежимся просто так и забудем?

– Я пас. Не хочу непонятно за что. Вот увидеть, что получится, – другое дело.

– Ну и проваливай, предатель! И жди, когда за тобой придут.

– А может, и не придут – я ведь пока ни в чем и нигде? Адье, дурачки!

– Ушел. Может, догоним и как Степу? Выдаст же всех!

– Гринь, ты дурак? Я у Любы сегодня выведала, оказывается, когда их в гостинице тогда завербовали, то дали им клички, позывные – 07 и 08. А еще шесть тогда кто? Выходит, что мы все под колпаком, и про наши тайны давно знают. Ты как хочешь, а я усугублять не хочу!

– Я тоже, пожалуй, пойду.

– И я. Пересидим пока, посмотрим.

– Ребята, да вы что? Даже если так – выходит, нам терять уже нечего! Так врагу и сдадимся, руки кверху задрав?

– Так эта Ольховская тоже ведь из наших, рабоче-крестьян? А не из «бывших».

– Сень, а если тебе завтра дадут отдельную квартиру и собственную «победу» – ты откажешься?

– Ну а отчего нет, если честно заработал? Или наша советская власть решит, что достоин?

– А если дворец? Имение, как до семнадцатого, – землю с крепостными? Или завод в собственность – тысяча работает, тебе все в карман? Ты тоже откажешься? Так граница где – отчего квартиру и машину можно, а дворец уже нельзя? Вот к чему приведет – если разрешить!

– Ребята, не ссорьтесь! А если – диалектически? У Сергея Степановича – левый уклон. А обуржуазиться – правый. Как канавы с боков, – так езжай посредине! Ну как я свой «газон» по дороге веду. Если руль слишком вывернуть, то в сторону тянет. Вправо несет – надо влево крутить, и наоборот.

– Это не диалектика называется, а соглашательство. И вашим, и нашим.

– Конечно, Нин, ты сама на папочкиной «победе» катаешься. И живешь не в бараке, а в пятикомнатной квартире, с папой-ректором. Ничего, завтра твоего папочку с поста погонят! Ну так, небось, побираться не пойдете? Эй, ты что! Нин, ну драться сразу зачем?

– Сейчас по другой щеке врежу! Ну и катитесь, трусы! Обойдусь без вас!

– Сумасшедшая! Народ, пойдем отсюда. Поздно уже.

– А лучше быть сумасшедшей, чем подлецом!

– Нина, а в самом деле… Платье у тебя нейлон, а у меня самый дешевый сатин. И никто тебе не говорит, что «расфуфырилась».

– Катька, ты дура? Я виновата, что у меня папа ректор? Ленин тоже был не из крестьян!

– А где в моральном кодексе коммунара сказано, что если папа ректор, то дозволено?