Красные камзолы (СИ)

Еще были к роте приписаны плотник и фуриер. Штатный плотник — он был, по сути, чем-то вроде главного инженера роты. Потомственный горожанин, из купеческого сословия. Сам никогда ничего руками не делал, но при этом весьма неплохо руководил. Это я узнал на постройке учебных редутов, когда мы забабахали себе полигончик. Так-то грамотный мужик, голова варит. Да и схемы палочкой на земле может нарисовать такие, что даже совсем неграмотному солдату понятно что делать, где копать и куда втыкать бревна. Ну а фуриер — это от слова "фураж". Снабженец. По идее через него должно проходить жалование, он должен закупать провиант на роту и все такое прочее. Разумеется, наш ротный фуриер тоже находился в Риге. Вот еще радости — снабженцу в деревне глухоманской квартировать! Хотя, справедливости ради, свою работу он делал. В глаза я его не видел, однако по две повозки с мукой, крупой и солониной в роту приезжали через день. Причем все уже было оплачено, ни подпорутчик, ни старосты артелей возничим за провиант не платили ни копейки. Сам видел.

Ну и денщики. Они тоже числились нестроевыми, они должны быть у каждого ундер-офицера и офицеров. Из семерых денщиков, положенных нашей роте в наличии было трое. Денщик Фомина, денщик нашего лекаря и Федька Синельников. Тоже, кстати, элемент бардака. Мартин Карлович его так-то не должен был в строевые определять своей властью… но кому какое дело что у нас тут на земле происходит? Из Риги все равно не увидят.

Извозчики, слесари-ремонтники, скорняки, кожевенники и прочие нестроевые мастера были сведены в отдельную команду при штабе полка и в ротах отсутствовали. Что тоже понятно. Группа технического обеспечения сильна когда работает одной командой, а не раздергана по разным ротным или батальонным стоянкам.

Вот, собственно, и вся рота, как она должна быть на бумаге. В реальности же… Сто пятьдесят три нижних чина по штату — сто семнадцать в наличии. Четыре офицера по штату — один в наличии. Нестроевых — шестеро из дюжины. Да и сам личный состав… Очень много мужиков возрастом под сорок лет. А то и за сорок. Откровенных стариков, с полностью седой головой, вроде нашего Семена Петровича — почти два десятка. По сути, тут две трети роты той команде рекрутов, с которой я прибыл в отцы годятся, мягко выражаясь.

Короче, всю неделю я ходил тенью за Нироненом и все записывал. Количество — отдельно, имена — отдельно, всевозможные расписки, что давал Мартин Карлович местным — тоже. Составлял таблицы для рапорта в батальон, раз пять исправлял. Оно тут положено писать "репорт" и хоть ты тресни. Эм… ну вышло не "ты тресни", а мне треснули, но все одно — репорт. Ну ладно, пусть будет репорт, мне не жалко. Правда, я так понимаю, что экзамена по русскому языку я не только здесь не сдам. Я теперь и в своем времени его тоже не сдал бы. Да и говорок у меня уже более-менее местный стал. Неужели адаптируюсь потихоньку? Хорошо еще хоть курить пока не начал. Чем выгодно отличаюсь от всех остальных чинов роты. Ну как — выгодно? Одни считают, что я выпендриваюсь. Другие — что это меня так Мартин Карлович наказывает за нерадивость.

И вот, к концу недели, после хлопот по обеспечению банного дня для всей роты Мартин Карлович с Александром Степановичем изволят принять баню, которую натопил хозяин-латыш. Ну а я, на правах денщика, обязан их барские спины веничком отходить да посиделки ихние обеспечить.

Там и состоялся этот разговор. Странно, да? "Жучков" и прочих звукозаписывающих устройств еще нет, а все равно все тайные и просто не для чужих ушей разговоры тут тоже ведут в бане.

* * *

Баня у хозяина получилась очень даже справная. То, что в мое время называли "русская баня", даром что Герман — латыш. Деревянная, с хорошей печкой и хорошими же камнями. Жаркая, с густым паром. Веники Фомин притащил с собой. Два дубовых и два березовых. Целый жбан литров эдак на пять кваса я еще с утра поставил остывать в подпол. И — погнали!

Парить — это я и умею, и люблю. Как-никак всю свою короткую жизнь спортом занимался. А после игры — особенно когда играл уже во вторых и первых юношах — баня есть первейшее средство для восстановления усталых мышц. Да и батя у меня был любителем этого дела… ну, в том смысле, любил чтобы я его пропарил хорошенько. Он и научил как лучше.

Потому разложил я его благородие со знанием дела. В пар всяких присадок вроде эвкалипта и прочей фигни добавлять не стал. В мое время это модно, но не люблю, знаете ли. Так, на камни немножко кваса плеснул и хватит. Фомина посадил греться до ста капель с носа и прошелся с двух рук по господину порутчику. Хорошо так, до костей. Затем окатил ледяной водой, отправил в предбанник отдыхать и принялся за Фомина. Четверть часа его мурыжил, отправил наружу — и снова загнал порутчика на полку. Уф! А ничего так у меня с выносливостью — считай, почти час безвылазно в парилке! Расту, кажись! Или просто на природе здоровее стал? Люблю я баню. Здесь даже как-то забылось это шокирующее "Взять его!" двухнедельной давности. Хотя вроде бы и снилось кошмаром каждую ночь все это время.