Нас привезли в город Кексгольм, как его называли местные. Говорят, там еще крепость была, только я ее почему-то не заметил в тот раз. Дома и дома, ничего особенного.
Высадили с саней и передали человеку, которого представили как старшего команды рекрутов. Высокий, с меня ростом мужчина. Собственно, его и звали "порутчик". Господин порутчик. Имя он назвал вскользь и скороговоркой, поэтому я его не запомнил. Обратил лишь внимание на то, что он был одет в белый мундир. Белые штаны, белая куртка, на голове шапка вязаная, поверх нее — треуголка. Только воротник и отвороты рукавов красные Он построил нас по линии и с сильным нерусским акцентом объявил, что мы теперь рекруты Ее Величества матушки-императрицы и душами принадлежим ей, как и всякие государевы люди. Потому за побег — лютая казнь. Ну и все такое прочее. Стращал по всякому, значит. Парни в строю еще шептались — куда бежать, зимой-то? Зимой ведь по домам сидят, все как на ладони видны.
На ночлег нас определили большой серый ангар, который господин порутчик по какому-то недоразумению назвал казармой. Пустое длинное одноэтажное здание, без окон и отопления, с неровными кучками сена на земляном полу. В ту ночь я благодарил мать, которая заставила перед выходом надеть термобелье. Без него бы, думаю, я бы околел.
В тот вечер нас не кормили. Позже я узнал, что собранные с окрестных деревень рекруты делились на две части. Кто-то оставался в местной ландмилиции, а остальных отправляли в полк. Ландмилиция финансировалась из местного бюджета, полк — из государственного. Потому пока было неясно, кто из нас куда распределен — ни те, ни другие не собирались тратить деньги на нашу кормежку. А, может быть, выделенную на нас еду постовые сперли или кто-то из их начальников. Такое тут, говорят, сплошь и рядом. Опять же, ночью выяснилось, что попадание в ландмилицию — платное. По крайней мере некоторые из рекрут где-то ближе к полуночи о чем-то шушукались с часовым в белом мундире, что охранял выход. Звенели монетами. Солдатчина в ландмилиции не строгая, далеко не угонят. А вот те, кого в полк определят — те, считай, своего дома не увидят никогда.
Утром нас, голодных и замерзших, вывели из ангара на построение. Проснулись не все. Двое так и остались лежать на сене. Может, крепко спали, а может, замерзли насмерть. Обычное дело, как я узнал потом. В тот момент же я ничего не чувствовал кроме озноба и какого-то странного отупления.
Рекрутов собралось около сотни. Выстроились кое-как более-менее ровной толпой на площадке перед ангаром. Напротив нас стояло десять мужиков в белых мундирах и светло-серых кожаных плащах поверх. С ружьями, за спиной — ранцы, через грудь перекинута перевязь со шпагой. На поясе сзади видна какая-то квадратная кожаная сумка типа барсетки.
— Кто это? — спросил я вслух.
— Ну ты темнота. — Ответил какой-то бородатый мужичонка, стоявший рядом — Это из ландмилиции, вроде конвоя, получается. Те, кому повезло. А вон та группа рядом с ними, как оборванцы одетые — это тоже из ландмилиции, но которых с нами в полк отправят. Будут нашими дядьками на первое время. Не откупились, получается. Или забияки какие, что их в полк ссылают. Оно кто ж по доброй воле из ландмилиции в армию-то пойдет?
— А ты-то откуда это знаешь?
— Пф! Скажешь тоже! — мужичонка аж обиделся — Я ж городской! Не первый раз уже рекрутские наборы вижу. Я тута кожевенником работал, батя у меня кожевенную лавку держит. И в полку тоже по коже работать буду, али сапожником.
— А разве городских призывают? — это спросил парень слева от мужичка, щуплый да нескладный.
— В рекрутский набор всех призывают, кто к какому-то делу не приписан. Я вот приписан был, да в семье нужда большая. Братьев да сестер много. А за рекрута, коли вместо кого служить пойдешь — можно и сто рублев получить. Они, чай, семье не лишние. А там я все одно к делу прибьюсь. Не все ж у бати в подмастерьях ходить, он-то у меня еще крепкий!
Понял я из его объяснений немного, но уточнять не стал. Зуб на зуб не попадал после ночевки в ангаре и живот сводило от голода. Считай, сутки не ел к тому моменту. Любопытства не было как факт.
Вскоре подошел господин порутчик и еще какой-то военный, одетый совсем иначе. На голове треуголка, как и у всех здешних военных, но плащ темно-серый, мундир из-под него виднеется зеленый, а штаны — красные. Они о чем-то переговорили с господином порутчиком, после чего зеленый произнес речь:
— Здравствуйте, будущие государевы люди. Вы зачислены, значитца, рекрутами в наш достославный Кексгольмский пехотный полк. С чем вас, получается, и поздравляю. — интересно так у него это прозвучало. Он это произносил с каким-то внутренним наслаждением, как бы смакуя: "Кексольмский пехотный полк".
Зеленый провел перчаткой по своим черным с сединой усам, кхекнул, после чего продолжил: